Именно в Санта Мария делле Грацие мы и теперь, посреди суеты и шума современного Милана, можем ощутить близость присутствия Людовико и Беатриче. На самом деле памятник работы Кристофоро Соляри, по прозвищу Гоббо (Горбун), свидетельствующий о столь поразительном сходстве Беатриче и Ферранте из Неаполя, был перевезен отсюда в Чертозу в Павии. Но утром, в лучезарных лучах восходящего солнца, или же в сырой вечер, когда улицы заполнены рабочими, спешащими домой или ожидающими трамвая, стоит войти в слабо освещенную церковь, чтобы ощутить успокаивающее влияние великого творения Браманте, а наверху, на стене трапезной, увидеть жалкие остатки шедевра Леонардо. Ле Грацие была церковью Людовико, и он жертвовал ей весьма ценные и разнообразные предметы, включая драгоценную утварь. Для такой благотворительности у него было несколько причин. Он с подлинным уважением относился к доминиканцам, которым принадлежала эта церковь, а приор был его личным другом. Кроме того, Гаспарре да Вимеркато, который более чем кто-либо помогал его отцу стать герцогом Милана, питал особые чувства к этой церкви и не жалел на нее денег. На своем смертном одре он взял с Людовико слово, что тот позаботится о ней. Моро выполнил свое обещание: в действительности ему пришлось перестроить почти всю церковь. Первый камень хоров был заложен в 1492 году, и в период до 1497 года, как утверждает Малагуцци-Валери, церковь приобрела свой теперешний вид. Были выстроены хоры и величественный купол, перепланированы кельи, установлены шкафы в ризнице; Леонардо было поручено написать «Тайную вечерю» и начать роспись на другой стене трапезной, на которой до сих пор еще видны остатки его портретов герцога и герцогини.

Санта Мария делле Грацие или, вернее, ее купол является лучшей из работ Браманте в Милане, которая позволила ему считаться достойным последователем Брунеллески, хотя своей наивысшей славы ему суждено было добиться в Риме. Людовико прославился как покровитель искусств прежде всего благодаря Леонардо и Браманте из Урбино. По-видимому, Браманте появился в Милане между 1480 и 1482 годами. Его яркие, жизнерадостные фрески из Бреро прежде находились в Палаццо Панигарола. До сих пор различимы черты Тысячеглазого Аргуса, которого он изобразил на двери сокровищницы Людовико в замке Милана. Ему платили восемь дукатов, хорошее жалованье по тем временам, хотя его выплата часто задерживалась. Но с ним обходились лучше, чем с другими мастерами его уровня, ибо он относился к тому типу художников, которых предпочитают разборчивые заказчики: он был понятлив, точен, практичен и пунктуален. Именно такой человек был нужен Людовико, который в любом случае был более заинтересован в строительстве и в инженерных работах, и поэтому высоко ценил гениального архитектора, умевшего делать то, что от него требовалось, и заканчивавшего работу в разумные сроки. Герцог всегда поддерживал его, как, например, в его споре с канониками из Сан Амброджио, настаивая на праве Браманте расписывать их монастырь и кельи так, как он сам сочтет необходимым. Еще одна его работа находится в церкви Санта Мария ди Сан Сатиро, где ему принадлежит роспись баптистерия.

Постепенно продвигались работы в Чертозе в. Павии. Она была особой гордостью Людовико; он любил показывать ее своим гостям. Основным его вкладом в строительство этой церкви были кресла в хорах и фасад. Строительством фасада руководил главным образом Джованни Антонио Амадео. В 1497 году церковь была торжественно освящена папским легатом. Амадео был также главным архитектором при строительстве купола и шпиля миланского собора, которое завершилось приблизительно в тот же период. Средства для работы в соборе и Чертозе выделялись из независимых фондов, учрежденных Джан Галеаццо Висконти. Франческо Сфорца был так заинтересован в достройке собора, что выделил на него десять процентов от той суммы, которая предназначалась для строительства его собственной крепости Кастелло. Ежегодная церемония выделения средств на собор проходила с величайшей торжественностью. Каждый из городских районов доставлял свою квоту в процессии триумфальных колесниц с мифологическими или библейскими персонажами или сценами Троянской войны.

Малагуцци-Валери так характеризует состояние ломбардского искусства того времени: «Художники, толпившиеся в столице, неотрывно наблюдая за двойным созвездием чужеземцев [т. е. за Леонардо и Браманте], которые заслужили внимание восторженных учеников благодаря своему обаянию, изяществу и некоторым своим личным качествам; festosita decorativa, принадлежавшая исключительно ломбардцам, которые украшали цветами Браманте терракотовые дворцы и церкви, приобретающие на солнце столь прелестный красноватый оттенок; и бесхитростное веселье putti, и безмятежные Мадонны работы Бельтраффо и Солари, и яркие, совершенные работы школы портретистов, небезосновательно равнявшихся на Леонардо, хотя и оставшихся далеко позади него, все это до сих пор вызывает интерес не только у художественных критиков, но и у более широкого круга зрителей».

Смерть Карла VIII в апреле 1498 года была жестоким ударом для Людовико. Он совершенно примирился с королем, у которого пропало всякое желание искать дальнейших приключений в Италии. Унаследовавший его трон Людовик XII был внуком Валентины Висконти и всегда считал себя законным герцогом Милана. Людовико понимал, что новый король вскоре заявит о своих правах. Личная неприязнь между ними, возникшая при первой их встрече, исключала всякую надежду на взаимопонимание.

Со смертью Беатриче фортуна, казалось, покинула Моро. Его непрерывные дипломатические усилия не приводили к желаемому результату. Можно было предполагать, что Венеция, которая всегда была соперницей Милана, станет поддерживать Францию до тех пор, пока ей самой это будет выгодно, но ни на мгновение дольше. Эрколе, герцог Феррары, несмотря на его близкое родство с Людовико, в силу сложившихся обстоятельств вынужден был стать самым верным союзником французов на полуострове. Только этот союз защищал его от нападения со стороны Венеции и Римского Папы. В этой борьбе он придерживался нейтралитета, поскольку в душе оставался сторонником правления Сфорца в Милане. Намерение Людовика XII развестись со своей супругой, чтобы жениться на Анне Бретонской, и желание Папы поставить на колени Романью, чтобы выкроить из нее государство для своего сына Цезаря Борджиа, который к тому времени уже не был кардиналом, в результате обеспечили французам безусловную поддержку стороны римского понтифика. Он давно уже позабыл свой долг перед Асканио, который, надо полагать, был щедро оплачен сразу же после его избрания. Личная дружба, которая возникла между Людовиком XII и Цезарем, когда последний приехал во Францию с неизбежной буллой, а назад вернулся с женой, способствовала укреплению связи между Папой и французским королем. Людовико мог рассчитывать только на союз с Неаполем, оказавшимся в почти столь же опасном положении, как и Милан; но Неаполь мог оказать ему в лучшем случае лишь моральную поддержку. Правители меньших итальянских государств были настроены враждебно или безучастно, за исключением Катарины Сфорца в Имоле и Форли, а также Бентивольо в Болонье, которым угрожал Цезарь Борджиа.

Самые большие надежды Людовико связывал с императором. Бьянка Мария, не обладавшая большим влиянием на своего мужа, вела унылую, одинокую жизнь в Инсбруке и сохранила добрые отношения со своей семьей, всегда с нетерпением ожидая новостей из Милана. Но Максимилиан постоянно испытывал недостаток средств, что стало прочным фундаментом для их союза, которому император действительно придавал большое значение. И нельзя не удивляться той ловкости, с которой он опустошал карманы Моро и использовал свое влияние. Людовико поддерживал его в войне против швейцарцев, вызвав тем самым некоторую враждебность по отношению к себе в кантонах, которые были союзниками Франции, тогда как деньги, израсходованные им на пополнение казны императора, стали наиболее очевидной причиной тех трудностей, с которыми ему пришлось столкнуться, когда угроза французского вторжения стала реальностью.