Но для того чтобы этот тезис как-то воздействовал на умы людей, надо было не только сколь возможно часто его произносить, но и чем-то доказывать. В качестве главных доказательств его выдвигались прежде всего два постулата. Один из них состоял в том, что НКВД выполняет волю Коммунистической партии, мудрого рулевого, который безошибочно ведет весь народ по пути строительства нового общества и так же безошибочно направляет и всю деятельность НКВД. Другое «доказательство» звучало так: вся «очистительная работа» органов НКВД проходит в русле революционной законности, с участием прокуроров, и это дает дополнительную гарантию безошибочности любых акций НКВД. Попробуем же разобраться в этих двух столь усиленно навязывавшихся ложных утверждениях.

Начнем с рассмотрения проблемы взаимоотношения НКВД и ВКП(б). В какой-то мере я ранее уже касался этого вопроса, в общем плане. Здесь же намерен рассмотреть на конкретном историческом материале отношение, позицию представителей ВКП(б) в войсках (военные комиссары, политотделы, парторганизации) к действиям особых отделов НКВД и особенно к арестам военных коммунистов.

Прежде всего считаю необходимым еще раз решительно выступить против широко распространенной и поныне внедряемой идеи о том, что якобы органы НКВД в 1937–1938 гг. вышли из-под партийного контроля и отсюда все безобразия. Эта идея содержалась уже в постановлении ЦК и СНК от 17 ноября 1938 г. Реанимировал ее Н.С. Хрущев в 1956 г. в своем известном докладе на XX съезде КПСС. Заявление одного из палачествовавших сотрудников НКВД некоего Родоса: «Я считал, что выполняю поручение партии», Хрущев совершенно бездоказательно назвал «циничным»278 и тем самым дал понять, что органы НКВД действовали якобы вопреки воле партии.

Прошло 30 с лишним лет, и эта идея продолжала варьироваться на самые различные лады. Г. Бордюгов и В. Козлов в 1990 г. утверждали: «К началу 1937 года произошло резкое нарастание полномочий чрезвычайных органов, они вышли из под контроля партии»279. В 1991 г. Б.А. Викторов сетовал на то, что «органы НКВД перестали считаться с партийными органами и с прокуратурой»280. В 1992 г. О.В. Хлевнюк, процитировав постановление ЦК и СНК от 17 ноября 1938 г. о том, что нарушения законности «были возможны только потому, что пробравшиеся в органы НКВД враги народа всячески пытались оторвать работу НКВД и Прокуратуры от партийных органов, уйти от партийного контроля в руководстве», принял всерьез эту самую настоящую дезинформацию, попытку ЦК ВКП(б) уйти от ответственности за чудовищные дела, творимые безраздельно руководимыми им и генеральным секретарем органами НКВД, и не без горечи сетует, что «в период массового террора партийные комитеты во многих случаях, по существу, попадали под власть органов НКВД…»281.

Разумеется, ситуация в различных республиках, краях и областях имела свои особенности взаимоотношений между управлением НКВД и соответствующим партийным комитетом. Но что касается центра, то принцип безусловного подчинения Наркомата внутренних дел СССР Центральному Комитету ВКП(б), Политбюро ЦК, генеральному секретарю проводился в жизнь безусловно, неуклонно и беспрекословно.

Полномочными представителями ВКП(б) в РККА были военные комиссары, целая сеть политорганов и партийных организаций, действовавших под общим руководством Политуправления РККА, работавшего на правах военного отдела ЦК ВКП(б). Следовательно, Политуправление РККА имело все уставные и довольно реальные возможности определенного контроля за деятельностью особых отделов в армии. А уж что касается партийности военнослужащих – то это была безраздельная епархия политорганов и существующих при них партийных комиссий. Какое значение для арестованных имела позиция парторганиаций, можно судить по тому, что на 1 января 1937 г. в партии состояло 87 % всех командиров полков, 92,9 % командиров бригад, 93,2 % командиров дивизии, 95,2 % командиров корпусов, 100 % военно-политического состава282.

Но как хорошо известно, далеко не каждая реальная возможность превращается в действительность. Многое в этом процессе в общественных явлениях зависит от характера, способностей, нравственного облика конкретных исторических деятелей, особенно возглавляющих тот или иной участок работы. Как уже неоднократно отмечалось, большинство командиров и политработников еще до вскрытия «военно-фашистского заговора в РККА» воспитывались в духе немедленной и беспощадной расправы с любыми проявлениями инакомыслия, а тем более протеста против установленных, по сути, деспотических порядков. И пример в этом явно безнравственном деле показывали сами руководители Политического управления РККА Гамарник и Осепян. По соответствующим представлениям, меморандумам и спецсообщениям Особого отдела ГУГБ НКВД СССР они не только санкционировали увольнение из армии всех военных, попавших в поле зрения особистов, но и самовольно брали на себя совершенно не присущие им функции прокуроров. На сообщение начальника Особого отдела ГУГБ И.М. Леплевского о том, что заместитель начальника политотдела 73 сд полковой комиссар А.И. Ильин, начальник финотдела штаба СибВО Е. Космин и др. являются активными участниками «антисоветской троцкистской организации», начальник ПУ РККА без всякой проверки налагает резолюцию: «Уволить и арестовать Ильина и Космина… 17/IV-37. Гамарник»283.

С середины июня и до конца 1937 г. Политуправление РККА возглавлял П.А. Смирнов. Он продолжал и совершенствовал линию на изгнание из партии всех «подозрительных» коммунистов. С еще большим размахом развернулась эта позорная кампания при Мехлисе. Можно смело сказать, что многие политорганы, а под их руководством и партийные организации РККА, вместо оживления партийной мысли, всемерной поддержки любой попытки отыскания истины, стремления сохранить в рядах армии каждого ценного работника, вступили на путь безоглядного выкорчевывания всего и вся, беспощадно подавляя, вырывая и уничтожая малейший росток не то что свободомыслия, а лишь стремления разобраться в происходящем. И в авангарде этого столь неприглядного в нравственном отношении процесса находилось Политуправление РККА во главе с Мехлисом.

17 февраля 1938 г. «Красная звезда» опубликовала печально известную тогда передовую статью «За комиссара – воинствующего большевика, против тупого и бездушного бюрократа», прямо ориентирующую на новые усилия «по выкорчевыванию». Если же кто просто призывал к элементарной проверке обвинений, тому приходилось не легко. На обсуждавшем эту передовую статью собрании партактива Военной академии механизации и моторизации выступил старший инструктор 2-го отдела ПУ РККА Н.А. Шаповалов. Речь эта так не понравилась Мехлису, что уже на второй день появляется подписанный им приказ ПУ РККА № 9, в котором речь старшего инструктора ПУРа объявляется «явно оппортунистической». Шаповалов обвиняется в том, что он якобы «пытался взять под сомнение изложенные в газете факты… организовать совсем не нужное следствие по изложенным материалам». И далее приказ гласил: «За самовольное выступление, за проявление гнилого либерализма, неспособность вести линию ПУ РККА – снять»284.

Одним из вершителей партийных, да и жизненных судеб политработников и командиров был заместитель начальника Политуправления РККА корпусной комиссар Федор Федотович Кузнецов. Как он вдруг, не прослужив до того ни одного дня в армии, почти в одночасье, занял такой высокий пост? Родился в 1904 г. в Рязанской губернии. Там четыре года учился в земской школе, а затем три года учился на рабфаке. Вот и все его образование. С 1925 г. – инструментальщик на одном из московских заводов. Здесь он в 1926 г. стал членом ВКП(б); с 1930 г. – предзавкома, а в 1938 г., когда повырубили почти весь партактив Москвы, становится первым секретарем Пролетарского райкома ВКП(б). И вот он – в Политуправлении РККА, сначала начальник отдела кадров, затем начальник ОРПО, а уже 19 июня 1938 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило его единственным тогда заместителем начальника Политуправления PKKA285. Ему сразу же присваивают звание бригадного, а вскоре – дивизионного и корпусного комиссара.