— Дорогая Элизабет, на уме у меня не только ваш гардероб. Я много думала обо всем. — Тетя Парри вздохнула и продолжала: — Правда, учитывая печальные обстоятельства смерти бедной Маделин, просто чудо, что я еще способна думать о чем-то другом. Мне в самом деле стало очень грустно. Скорее бы все закончилось!

Она помолчала — совсем недолго, только чтобы удостовериться, что я обратила внимание на ее точку зрения и перескажу ее, когда в следующий раз увижусь со своим старым приятелем инспектором Россом. Затем, очевидно задвинув Маделин в какую-то другую область сознания, отведенную для траура, тетя Парри бодро продолжала:

— Вы девушка практичная и наверняка простите мне мою откровенность, когда поймете, что я пекусь лишь о вашем благе. — Она похлопала меня по руке. Такой жест я привыкла воспринимать настороженно; как правило, он предварял собой дурные вести.

— Да, тетя Парри, — сказала я, поскольку она замолчала, очевидно ожидая от меня какого-то отклика. Мне оставалось лишь гадать, что за всем этим последует.

— Элизабет, вы — совсем не дурнушка, — добродушно сообщила она, — хотя, конечно, и не красавица, и у вас нет собственных средств. Кроме того, вас не назовешь очень юной особой.

— Да, тетя Парри, через год мне исполнится тридцать.

— На тридцать лет вы определенно не выглядите, — объявила она, смерив меня оценивающим взглядом, словно я была предметом мебели. — Вы довольно неплохо сохранились.

Мне показалось, что я уловила в ее голосе нотку презрения. На секунду-другую она отвлеклась от меня, наклонилась вперед и посмотрелась в зеркало. Ей что-то не понравилось в ее прическе, и она стала поправлять каштановый локон.

— Спасибо, тетя Парри, — сказала я, изо всех сил стараясь не рассмеяться.

Некоторых, возможно, и покоробили бы подобные слова, но тетя Парри так забавно выглядела в своем кимоно, явно предназначенном для стройной фигуры какой-нибудь знатной японки! На тете Парри вышитое кимоно еле сходилось и было так туго подхвачено шелковым поясом, что она напоминала диванную подушку. На столике рядом с ней стоял поднос; кроме чашки и блюдца, я заметила тарелку с крошками пирога.

— Достигнув определенного возраста, — заговорила тетя Парри, доверительно наклоняясь ко мне, — многие джентльмены либо остаются холостяками, либо вдовеют и желают изменить свою жизнь. Им требуется покладистая и живая спутница, которая умеет себя вести, хорошо выглядит во главе стола, может занять гостей дома, вести хозяйство… короче говоря, они ищут жену, которая лишена фанаберий более молодой женщины. Жену, которой, к примеру, не захочется каждый вечер флиртовать и бывать на балах. Возможно, в свое время жене придется ухаживать за мужем. То, что ваш батюшка был врачом, лишь упрочивает ваше положение. И ваше безденежье не помеха, ведь джентльмены, которых я имею в виду, хорошо обеспечены и не гонятся за богатым приданым. Не нужны им и светские львицы. То, что вы, милое дитя, бесприданница из провинции, скорее свидетельствует в вашу пользу.

Я плотно сжала губы, чтобы не разинуть рот, как рыба, вытащенная из воды. Что?! Неужели эта толстушка, такая смешная в своем нелепом японском кимоно, воображает светской львицей себя?! Ну а обещание найти мне мужа…

Я нахмурилась и невольно задумалась, не таким ли стал ее брак с моим покойным крестным, Джосаей Парри. Ведь, если верить Фрэнку, сама она, дочь сельского священника, в молодости тоже считалась бесприданницей из провинции! Значит, она успела все хорошо продумать и рассуждает не просто так, а на основании своего жизненного опыта.

— Конечно, я рада, что вы стали моей компаньонкой, и мне будет очень жаль вас лишиться, милая Элизабет! Но мне кажется, что вы заслуживаете большего. Вам нужно стать самой себе хозяйкой. Джосая наверняка одобрил бы мои старания, и я постараюсь ради вас! — Тетя Парри вдруг снова расплылась в доброжелательной улыбке, какую я уже видела у нее на лице. Я догадалась, что она умеет казаться добродушной, когда сочтет нужным. — Элизабет, я позабочусь о вас.

— Ну что вы, тетя Парри, — с трудом ответила я, — я более чем благодарна вам за вашу доброту, но мне не хотелось бы, чтобы кто-то подумал, будто я охочусь за богатым мужем…

— Естественно! — воскликнула она, одобрительно кивая. — Вы не настолько вульгарны. Но вы — девушка разумная и, не сомневаюсь, понимаете, в чем ваша выгода. Пожалуйста, позовите ко мне Ньюджент — мне нужно одеться. Сегодня я еду в Хампстед вместе с моей милой подругой миссис Беллинг, и вы будете предоставлены самой себе.

Я очень обрадовалась, что буду предоставлена самой себе. Тетю Парри явно тяготило мое присутствие в ее доме. Как только закончится неприятное дело с убийством Маделин и мое знакомство с инспектором Россом перестанет быть полезным, я стану для нее обузой. Я многое вижу, многое подмечаю; взгляд у меня критический, а язык слишком острый. Ей нужна кроткая серая мышка, которая держится в тени, а я не такая. Я непредсказуема, и от меня можно ожидать всего…

Однако выгнать меня просто так тетя Парри не может: ведь я — крестница ее покойного мужа. Не хочет она и чтобы я перешла служить в другой дом, где, возможно, поддамся искушению и начну рассказывать о том, что творится на Дорсет-сквер. Ей кажется, что она нашла замечательный выход: брак по расчету! Нужно связать меня брачными узами с каким-нибудь пожилым скрягой, который не выпустит меня из виду. Чтобы я стала бесплатной служанкой для ипохондрика в инвалидном кресле? Фу!

В приступе злости я принялась швыряться подушками в стену. Ни за что! Никогда, ни при каких обстоятельствах я не выйду замуж за того, кого выберет для меня тетя Парри!

Оказалось, что у миссис Беллинг свой экипаж. В четверть первого она заехала за тетей Парри, и обе, довольные, покатили в Хампстед.

— Что хотите на обед, мисс? — осведомился Симмс. — Миссис Симмс приготовила галантин из холодной курятины.

Я не сомневалась, что галантин приготовлен из остатков вчерашней птицы, которую подавали к обеду, и испугалась, что на десерт снова подадут сладкий пудинг.

— Передайте миссис Симмс большое спасибо, но за меня не нужно беспокоиться. У меня сегодня дела, и обедать я не буду… Кроме того, миссис Симмс приготовила очень сытный завтрак!

По правде говоря, дел у меня было совсем немного; я собиралась только купить шелковые нитки. Я осторожно выдернула из подола платья несколько ворсинок, чтобы подобрать цвет, и вышла из дому. Хожу я быстро, и, идя более-менее по прямой, всего минут через двадцать очутилась под Мраморной аркой в начале Оксфорд-стрит, и зашагала по этой прославленной улице.

Хотя в Лондоне я пробыла совсем недолго, уже начала чувствовать себя столичной жительницей. Я утратила благоговейный ужас перед царящим здесь шумом и вечными толпами, зато не лишилась благоразумия.

На улицах толпилось много маленьких оборванцев, а также остроглазых молодых людей, которые шлялись туда-сюда и которым, вероятно, нечем было заняться. Я заметила, что один из них нарочно столкнулся с пожилым джентльменом, идущим впереди меня. Обидчик выразил свои извинения, встревоженно взяв пострадавшего под руку, чтобы помочь тому не упасть и убедиться, что он не пострадал. Затем он поспешил прочь и вскоре затерялся в толпе. Пожилой джентльмен прошел еще немного, а затем в голову ему вдруг пришла какая-то мысль. Он остановился и принялся рыться в карманах в поисках бумажника, но не нашел его.