из Грязновской сотни взлетели на холм и сразу начали весело стучать в воротину и выкрикивать приказы отворить, вперемешку с ругательствами. Степенные люди Скуратова, подтянувшиеся следом, принялись методично выламывать ворота. Застучали на все голоса топоры.

– Ондрюша! – не громко позвал Григорий Лукьяныч. – Подсоби маленько. Холодает к ночи-то, – уточнил он, красноречиво поглядывая на царя, кутающего нос в меховой воротник.

Ондрюша ловко соскочил с лошади и в несколько шагов подошел к запертым воротам. Отодвинув в сторону стучащего топором Петрушу, подцепив расшатанную доску и вырвав ее с мясом, он, просунув внутрь руку, крепко ухватился, поднапрягся, и с жалобным хрустом разломал в прах монастырские засовы.

Опираясь на руку Малюты, из пошевней вышел царь, и чуть не по колено проваливаясь в снег направился к монастырю.

Опричники, не терявшие времени даром, выгоняли из келий, на заснеженный двор монахов. Подгоняя их пинками, оплеухами, да ударами сабель плашмя, они сгоняли их в кучу и тут же вязали им руки пенькой. Окровавленные бороды монахов застывали на морозе.

– А мы пожалуем к настоятелю в гости, – оглядывая затоптанный множеством сапог и покрытый бурыми пятнами двор произнес царь.

– Сильно не озоруйте, – добавил Скуратов, глядя на то, как несколько человек выволакивают из хлева исходящую испуганным протяжным воем корову.

Марья потихоньку приходила в себя. Находиться в сознании одного человека и управлять им было не так энергозатратно. Сложно, но посильно. Обладать же разумом многотысячного войска оказалось для нее за гранью способностей и умений. Она справилась, только благодаря огромному желанию, нечеловеческому усилию и силе воли, но сейчас ничего не могла, кроме как наблюдать за всем, глазами Ондрюши. А богатырь чувствовал себя как ни в чем не бывало. Он уже позабыл о бешенной скачке в лесу и свое, похожее на лихорадку состояние. Сейчас же, оставшись практически без стороннего контроля, пока Марья восстанавливала силы, Ондрюша чувствовал сил прилив, и ему не терпелось куда-то их выплеснуть. Рассматривая сбитых в кучку монахов, он заметил, что некоторые из них шепчут молитвы, глядя на колокольную звонницу. Истолковав это как знак и глупо улыбаясь, Ондрюша потопал в сторону небольшого, но крепкого на вид строения, на ходу довольно потирая руки. Обхватив опорный столб, и упершись каблуками сапог в мерзлую землю, Ондрюша рывками начал его раскачивать. Толкая опору снова и снова, богатырь поворачивался то спиной, и отталкиваясь ногами наваливался всем своим не малым весом на сосновое бревно, то опять обхватывал его своими ручищами и тянул, толкал, рвал, не жалея содранной кожи и тянущих жил. Отплевываясь, отдуваясь, мотая головой, чтобы стряхнуть с себя наплывающую мутную пелену усталости, застилающую глаза, он не останавливался, не мог остановиться, в нем бушевал дух сопротивления. Не понимая, что разум его занят другим человеком, он силился справится с этим ощущением, выгнать прочь, беспорядочно мелькающие чужие мысли. Пока Марья не могла его контролировать, ее собственные мысли назойливым комаром точили разум Ондрюши. Беспорядочно зазвенели колокола, послышался хруст, звонница накренилась, лопнула перекладина, на которой висел самый большой колокол – «благовестник». Падая, он протаранил балку, и верх конструкции начал складываться под тяжестью многопудовых колоколов, осыпая их, с горестным звоном на стылую землю. На страшный грохот из храма выскочил Малюта, следом вышел царь в сопровождении игумена.

– Господи помилуй! – размашисто крестясь прошептал настоятель, сбегая по ступеням и торопясь к опрокинутой звоннице. Скуратов выставил руку, чтобы не дать ему пройти, на что царь остановил его словами:

– Пусть полюбуется, что происходит с теми, кто прикрываясь набожностью творит не угодные богу и царю дела.

Игумен, еле сдерживая слезы, приблизился к стоящему рядом с поваленной звонницей великану.

– Сын мой…, – задрав голову вверх и силясь его рассмотреть шептал он. – Сын мой… Помоги те Господи! Спаси и сохрани!

Ондрюша посмотрел вниз на бубнящего что-то монаха и наклонился, чтобы расслышать о чем тот говорит. В ушах у него гулко ухало, от не спавшего еще напряжения. Из ноздрей капала кровь и заливала бороду. Глаза, как у разъяренного быка, налились красным. Пригнувшись так, что его лицо стало вровень с лицом игумена, Ондрюша замер, внимательно его разглядывая, как рассматривают диковинную букашку, неожиданно севшую тебе на руку. Игумен вперился взглядом ему в глаза, не в силах оборвать эту зрительную связь. В глубине зрачков великана плескалось нечто, до боли знакомое игумену. Он всматривался, тянулся к нему, придвигался все ближе, пока не понял, что глаза, в которые он смотрит-мертвые, а жизнь, таящаяся там, внутри, теплая, знакомая. Он отшатнулся от осенившей его догадки, с застывшим, так и не произнесенным именем на устах. Запнувшись о торчащий обломок бревна он не удержал равновесие и рухнул, виском приложившись аккурат к ободу лежащего на боку колокола.

Глава 18

Деликатно звякнуло оповещение. Тит, лениво дожевывающий пирожок, выглянул из кухни.

– Одно новое сообщение, – прочитал он. – Захар что-ли? Решил похвалиться, что хозяина его по телевизору вчера показывали? Знаю, видел. Дурак дураком! Но похвалю, чего уж, Захару приятно будет.

Вытерев руки и вытряхнув в раковину крошки из бороды, Тит не спеша подошел к компьютеру, аккуратно переложил спящую Машку из компьютерного кресла на диван, уселся поудобнее и открыл сообщение. И тут же вскочил как подорванный, опрокинув кресло и напугав Машку.

– Ах ты ж вона хто мне пишет. Ну конечно, именно тогда, когда Аннушка в воспоминаниях третий день, нужно писать, а до этого столько времени чего он там себе думал? – распалялся Тит, нажимая кнопку видеозвонка.

– Тит, дружище, наконец-то мы можем поговорить, – улыбаясь глядя в экран сказал Афоня.

– Я уж Афанасий и не чаял вас услышать, – ехидно заявил Тит.

– Ну не злись, не злись! Не виноват я. Без связи был. Не с чего тебе писать – звонить-то было.

– А сейчас как пишешь? – понемногу успокаиваясь, но все еще недоверчиво уточнил Тит.

– Компьютер новый хозяин купил, вот и пишу. Ох что тут, Тит, было! Мой-то приехал в тот раз, злой как черт! Тфу, тфу, тфу! – раздалось с обеих сторон экрана. – С ведьмой они какой-то разбирались. Та живет у черта на рогах. Тфу, тфу, тфу, – снова отреагировали оба домовых. – А все городки вокруг нее, стонут. Вот и поехал мой с товарищем своим. Тот помоложе, опыта меньше, в общем, не справился, – горестно вздохнул Афанасий. – Мой-то ведьму пришиб, когда понял, что по-другому не получится, только молодого спасти не успел. Приехал домой, рвал и метал. В компьютер телефоном запулил, так оба в дребезги. Потом в запой ушел. Уж и не знал я, когда оклемается. Как чуть в