Это Лаура сказала министру, что есть человек, который способен ему помочь справиться с непонятным чувством, которое не дает ему жить. Она наверняка сказала ему, что для министра негоже считать эти копейки – 124 ребенка в масштабах страны, которую спасли от страшного вируса. О том, что вирус распыляли они, правда, чужими руками, она министру не сказала. А надо ли? Это ведь и так понятно. Зачем заражать страну, если на излечении нельзя сделать деньги? Такое случается только по крайней неосторожности.

И Шелехов долгое время успокаивал себя этой байкой, но совесть все же добила. Он обратился к человеку Лауры, который лечил его. Сеансы у доктора Бертране проходили несколько раз в неделю, и вскоре выяснилось, что без помощи сосудо-судорожной терапии не обойтись. Мозг отказывался блокировать воспоминания, причиняющие министру неприятные ощущения, мозгу нужно помочь.

Министра фиксировали в кровати, стягивали латексными наручниками руки, ноги, закрепляли тело, подключали к источнику подачи тока и производили терапию. С каждым сеансом ему становилось все лучше и лучше, и после третьего сеанса он уже не чувствовал себя человеком, убившим детей. Он совсем бы излечился, погрузившись в иллюзорный мир без чувства вины, если бы не Алексей Черепанов.

Он уже почти забыл, но ему напомнили. Кто – он не знал. Но он получал письма от него, где сначала было сказано про несправедливость, про то, что возмездие должно наступить. А потом пришло письмо, в котором Алексей сказал вещи, о которых не мог знать никто, кроме него, министра, Дениса Солодовникова и Олега Пивоварова. Тогда министру стало понятно – ну не сам же он себе пишет эти письма? Это дело рук одного из охранников, которых министр держал при себе. Справиться с этой проблемой помогла Лаура – она все уладила, в том числе и то, что содержание записки исчезло из материалов уголовного дела. Сама по себе записка была не опасна, мало что там написал человек, решивший покончить жизнь самоубийством, но мало ли, вдруг кто раскопает?

Но письма не прекратились.

Новое письмо пришло вслед за сообщением Лауры, что вопрос полностью улажен.

Доктора нашли и допросили. В протоколе первичного допроса доктора Бертране было мало конкретной информации, но достаточно, чтобы понять, что на самом деле произошло.

– Доктор, вы можете раскрыть медицинскую тайну в отношении человека, которого больше нет в живых, верно?

– Верно, если для этого есть явные основания.

– С какой проблемой обращался к вам Дмитрий вич Шелехов?

– Я не вижу оснований раскрывать эту тайну.

– Дмитрий вич Шелехов был министром юстиции России, он был убит. На его запястьях были обнаружены следы фиксации. Судебно-медицинская экспертиза выявила следы применения сосудо-судорожной терапии, а вы его психиатр. Нам нужно понимать, может ли его смерть быть связана с вашими сеансами? Возможно, он рассказывал вам что-то такое, что нам нужно знать.

– Как я понимаю, преступление не раскрыто?

– Нет, не раскрыто. У нас очень много версий, но нет четкой определенности. Возможно, ваш рассказ нам поможет.

– Я гражданин США, у меня отсутствует лицензия на оказание медицинских услуг в России, поэтому никакой терапии клиенту я не оказывал. Мы только говорили.

– Тем более это нельзя признать медицинской тайной.

– Но это не освобождает меня от ответственности за то, что я не уведомил соответствующие службы. И это идет вразрез с моей профессиональной деятельностью – клиенты просто перестанут мне доверять.

– В общем, вы хотите иммунитет? Против преследования?

– Да. И соглашение о неразглашении. Если мои показания лягут в основу какого-либо официального документа, я хочу, чтобы мои имя и фамилия были скрыты.

– Нам потребуется время для подготовки документа.

– И для того, чтобы согласовать его с моим адвокатом. Я в Москве еще двое суток.

Но вторичном допросе доктор ответил на все вопросы более конкретно:

– Фиксируем письменные договоренности: показания доктора Бертране могут быть использованы в любых официальных документах, издаваемых следственным комитетом России по уголовному делу в связи с причинением смерти Дмитрию вичу Шелехову, при жизни занимавшего пост министра юстиции России. Указанные показания могут быть использованы только без указания имени доктора Бертране. Кроме того, доктор Бертране освобождается от уголовного преследования на территории России за ведение медицинской деятельности без права на ее осуществление, а также за недонесение о, возможно, совершенных преступлениях, которые стали ему известны в ходе бесед с Дмитрие Шелеховым. Все верно?

– Верно.

– Итак, доктор Бертране, с какой проблемой пришел к вам господин Шелехов?

– Ко мне пришел не только Дмитрий Шелехов, мучающийся чувством вины за совершенное преступление в две тысячи четырнадцатом году, а именно, за убийство человека по имени Алексей Черепанов. Был и сам Алексей Черепанов, раздираемый чувством вины за совершенное насилие над Викторией, дочерью Дмитрия Шелехова, и невероятной злобой на последнего за то, что тот его убил. А был еще и министр, своими действиями убивший сто двадцать четыре ребенка.

– Позвольте уточнить, к вам пришли три человека, один из которых – мертв?

– Нет, физически ко мне пришел один человек. Однако это были три личности – Министр, Дмитрий и Алексей. Некоторое время Дмитрий, главная личность, не понимал, что вместе с ним существуют еще два альтера – Министр и Алексей. Он жаловался на частые головные боли, потерю памяти. Он говорил, что сознание просто «выключалось» на время, и проходило несколько часов. Что в это время происходило, он не знает. Министр же был практически всегда наблюдателем, когда бодрствовал Дмитрий. Алексей выходил только ночью, когда все спали.

– То есть у министра было расщепление личности?

– Да, множественная личность. Мне удалось обнаружить только три, и я не думаю, что их было больше. Нет, их было ровно три. Не осталось ни единой потребности, которая одной из этих личностей не могла бы быть удовлетворенной. Алексей был у них сексуальным маньяком, Министр реализовывал себя в работе, а Дмитрий жил обычной жизнью. И они очень долго сосуществовали вместе, пока Алексей не набрался смелости уничтожить Дмитрия.

– Что вы под этим понимаете?

– Я никогда не видел Алексея прежде, только в последний раз мне удалось его вызвать. О том, что Дмитрия хотят убить, мне сказал Министр. Он сказал примерно следующее: «Никого не осталось в живых, кто бы мог писать мне эти письма. Это не может быть Вика, она ничего не видела. Больше никто ничего не знает. Это либо я сам, либо чертов ублюдок Черепанов восстал из мертвых». Тогда я вызвал Дмитрия и рассказал ему о личностях. Он долго не мог поверить, сокрушался, расстраивался. Но согласился на терапию. Задача терапии – совместить личности в одной. И мы успешно это реализовывали. Было проведено много сеансов, но на последнем на свободу вырвался Алексей, и я сразу это понял.