А потом все кончается.

Все становится уродливо.

Жизнь, любовь и люди.

Все превращается в воду.

Сегодняшняя ночь другая. Сегодня ночью Рейчел не плачет – впервые за три недели. Но я все равно не выпускаю ее из объятий. Надо радоваться, что она не плачет, но меня это пугает. Слезы значат, что Рейчел что-то чувствует. Даже отчаяние – это все-таки уже хоть что-то.

Сегодня слез нет.

Но я все равно обнимаю ее. Прошу прощения.

Она не говорит, чтобы я не извинялся.

Не говорит, что я ни в чем не виноват.

Не говорит, что прощает.

Сегодня Рейчел меня целует. Целует и стягивает с себя рубашку. Просит заняться с ней любовью. Лучше не надо. Нужно подождать еще две недели. Рейчел целует меня, чтобы я замолчал.

Я отвечаю на ее поцелуй.

Рейчел снова любит меня…

Кажется.

По крайней мере, целует так, словно любит.

Я нежен с ней.

Не тороплюсь.

Она касается меня так, словно любит.

Я не хочу сделать ей больно.

Она плачет.

Не плачь, пожалуйста, Рейчел…

Я останавливаюсь.

Она велит не останавливаться.

Велит мне кончить.

Кончить…

Гадкое слово.

Будто речь о работе.

Я снова целую ее.

И кончаю.

* * *

«Майлз…»

Рейчел написала мне письмо.

«Прости».

Нет…

«Я больше не могу. Мне слишком больно».

Нет, нет, нет…

«Мама увозит меня обратно в Феникс. Мы обе останемся там. Все слишком сложно, даже между нашими родителями. Твой папа уже в курсе».

Клейтон сплачивает семью.

Майлз ее разрушает.

«Я пыталась остаться. Пыталась тебя любить. Каждый раз, как я на тебя смотрю, я вижу его. Он повсюду. Если я останусь, он так и будет повсюду. Ты ведь сам это чувствуешь. Знаю, ты поймешь. Я не должна тебя винить».

Однако винишь…

«Мне очень жаль».

Ты перестала любить меня, написав мне письмо?

«С любовью…»

Я чувствую эту любовь. Все ее мерзкие стороны. Она в моих порах. Моих венах. В моих воспоминаниях и моем будущем.

«Рейчел».

Разница между прекрасной и уродливой сторонами любви в том, что прекрасная гораздо легче. Она заставляет тебя парить, приподнимает над землей, несет куда-то.

Прекрасная сторона любви возносит тебя над остальным миром. Удерживает высоко-высоко над всем плохим, и ты смотришь вниз и думаешь: «О, как же мне повезло, что я наверху!»

Иногда прекрасная сторона любви уезжает обратно в Феникс.

Уродливая сторона любви слишком тяжела, чтобы уехать в Феникс.

Уродливая сторона любви не может вознести.

Она опускает.

Придавливает.

Топит…

Ты запрокидываешь голову и думаешь: «Как бы я хотел оказаться там, наверху…»

Но ты не наверху.

Уродливая любовь становится тобой.

Проглатывает тебя.

Заставляет ненавидеть все на свете.

Заставляет понять, что прекрасные стороны любви не стоят этого. Без прекрасного ты никогда не рискнешь испытать уродливое.

И ты отказываешься. Отказываешься от всего. Ты больше не хочешь любви – неважно какой, потому что никакая любовь не стоит того, чтобы снова пережить уродство.

Я больше не позволю себе никого полюбить, Рейчел…

Никогда в жизни.

Тейт

– Последние, – говорит Корбин, забирая две оставшиеся коробки.

Я подаю Корбину ключ от своей новой квартиры.

– Еще раз все проверю и встречу тебя там.

Брат выходит, а я стою и обозреваю дверь квартиры напротив.

Я не видела Майлза с прошлой недели. Эгоистично надеялась, что он сам придет и извинится, хотя, с другой стороны, за что ему просить прощения? Он мне не лгал. Не произносил вслух тех обещаний, которые нарушил.

Майлз не был честен со мной только тогда, когда молчал. И когда смотрел на меня, а я видела в его глазах больше, чем он позволял себе выразить.

Теперь ясно, я сама и выдумала эти чувства как отражение собственных. Та нежность, что иногда мелькала в глазах Майлза, лишь плод моего воображения. Плод моей надежды.

Я в последний раз осматриваю квартиру, чтобы проверить, не забыла ли чего. Когда выхожу в коридор и поворачиваю ключ в замке, на меня накатывает нечто совершенно незнакомое.

Не уверена, храбрость это или отчаяние, но моя рука сжимается в кулак, а кулак стучит в его дверь.

Я говорю себе: если пройдет десять секунд, а он так и не откроет, ничто не помешает мне отбежать к лифту.

Увы. Проходит лишь семь.

У меня включается здравый смысл. Прежде чем он успевает победить, а я – броситься к лифту, дверь широко открывается, и я вижу Иэна, который сочувственно смотрит на меня.

– Тейт, – говорит он с улыбкой. – Сейчас его позову.

Я киваю, мой подбородок устремляется вверх, а сердце – сквозь грудь и желудок, – куда-то вниз.

– Это Тейт, – слышу голос Иэна.

Исследую каждый слог, каждый звук этой фразы, отчаянно пытаюсь найти хоть какой-то намек на то, что думает Иэн о моем появлении. Закатил ли он глаза? Или произнес это с надеждой? Если кому-нибудь известно, как отреагирует Майлз на мой приход, то только ему. Но увы, голос Иэна ничего не выдает.

Слышу шаги, анализирую их звук. Поспешные они, нерешительные или сердитые?

И, когда Майлз подходит к двери, первым делом я смотрю ему на ноги.

Опять ничего. Никакой подсказки, способной внушить мне ту уверенность, в которой я так остро нуждаюсь.

Я предчувствую, что мои слова прозвучат слабо и хрипло, но все равно выдавливаю их из себя.

– Я уезжаю, – говорю я, продолжая изучать его ноги. – Просто хотела попрощаться.

Никакой реакции. Ни слова, ни жеста.

Наконец я нахожу в себе силы поднять глаза на Майлза. При виде непроницаемого выражения его лица мне хочется отступить назад, но я боюсь споткнуться о собственное сердце.