— Никак нет, сэр, — отвечал старший офицер. — Старший канонир, его жена и мичман Холлом до сих пор не вернулись.

— Мистер Хорнер не вернулся? Я готов поклясться, что он вернулся на баркасе. Выстрелите еще раз из пушки.

Было произведено три выстрела с продолжительными интервалами. Стреляя, «Сюрприз» медленно двигался по бухте. Не успели поднять малый якорь (якорный канат находился почти в отвесном положении), как доложили о том, что Хорнер оказался на месте высадки. Но он был один.

— Вот дьявольщина! Чем они там занимаются, черт бы их побрал? Цветы, что ли, собирают? — произнес Джек Обри, разглядывая гладь моря, взъерошенную зыбью, которую поднял долгожданный ветер, сопровождавшийся приливом. — Пошлите за ними шестерку. В чем дело, мистер Холлар?

— Прошу прощения, сэр, — отвечал боцман. — Шпиль снова забарахлил.

— Черт бы меня побрал! — выругался капитан. — Заведите дополнительный трос. — Дополнительный трос завели, чтобы ослабить натяжение якорного каната, и Джек Обри подлез под вымбовки, чтобы проверить состояние палов. Действительно, у одного из палов — откидных стопоров, насаженных на нижнюю часть баллера шпиля — обломился конец, а второй так перекосился, что в любую минуту мог выйти из строя. Если бы это произошло в тот момент, когда якорный канат был натянут, то любая волна, любое сотрясение корабля со страшной силой передались бы на вымбовки, которые стали бы вращаться в обратном направлении, раскидывая и калеча людей.

— Прикажете раздуть горн, сэр? — спросил Моуэт.

Рано или поздно придется отковать, закалить и установить новые стопора. Но потратить на это сейчас несколько часов — значит прозевать не только прилив, но и тот слабый попутный ветер, который развевал вымпел.

Направляясь на корму, Джек увидел Мейтленда, разговаривавшего с Моуэтом. Шагнув навстречу капитану, старший офицер снял треуголку и неестественным, излишне официальным тоном произнес:

— Старший канонир прибыл на борт судна, сэр. Он прибыл один. Он говорит, что Холлом дезертировал и не желает возвращаться на корабль и что миссис Хорнер осталась с ним. По его словам, они намерены остаться на острове. Он повредил в лесу ногу и спустился к берегу.

Воцарилась странная атмосфера. Капитан воздержался от ответа на доклад и оглядел шканцы. Большинство офицеров находились на палубе. Лица у них были напряженные. Двое матросов, вернувшиеся на шестерке, стояли рядом и расправляли концы талей. Они были явно взволнованы, если не сказать испуганы. Очевидно, всем членам экипажа корабля было что-то известно; было также очевидно, что никто не намерен сообщить капитану, что произошло на самом деле. Даже доктор Мэтьюрин был будто не в себе. Следовало немедленно принять решение, причем лично. При обычных обстоятельствах дезертир должен был быть пойман; важное значение имел назидательный пример. Но тут был особый случай. На то, чтобы обыскать все пещеры и убежища на острове, могла уйти неделя. В такое-то время, когда в пределах видимости мог находиться неприятель! Взвешивая все варианты решения, Джек с трудом удержался от вопроса: «Не сказал ли артиллерист что-нибудь насчет их преследования, насчет того, чтобы вернуть на корабль хотя бы его жену?» Но тут он понял, что ответ на этот вопрос содержится в докладе Моуэта. Вопрос был бы бессмысленным, и с чистой совестью капитан приказал:

— Якорь поднять. — Затем добавил: — Что касается дезертирства, то к этому вопросу мы вернемся позже, если возможно. Примите на себя командование, мистер Мейтленд.

— По реям! — воскликнул офицер, и матросы полезли на мачты. — Паруса поднять! — И моряки принялись извлекать из чехлов паруса, держа их под мышкой.

— Паруса отдать. Выбрать шкоты.

Паруса были поставлены. Вахта левого борта выбрала шкоты фор-марселя, вахта правого борта — шкоты грот-марселя, а гардемарины и подвахтенные — шкоты бизани. Затем, немного опережая команду, они взялись за фалы и подняли реи; затем очередь дошла до брамселей. Паруса были поставлены в соответствии с ветром, и фрегат, проходя над малым якорем, без труда оторвал его от фунта. После этого матросы кинулись к шпилю и принялись выбирать якорный канат. Матросы проделали все эти операции, не задумываясь, благодаря длительной практике, но в тишине, которую можно было назвать мертвой. Не ощущалось никакого воодушевления от выхода в море и возможности скорого столкновения с неприятелем.

Многие моряки видели, как старший канонир поднялся на борт: вид его был мрачен, одежда забрызгана кровью. Кое-кто слышал, как механическим голосом, словно манекен, канонир докладывал о своем прибытии вахтенному офицеру. А гребцы шестерки рассказывали, как, опустившись возле уреза воды на колени, он отмывал руки и лицо.

Выйдя из-под прикрытия острова, фрегат поставил верхние и нижние лисели и лег на курс перехвата незнакомого судна. Блекни успел точно зафиксировать его местонахождение и установить, что оно движется левым галсом, по крайней мере на один румб между галфвиндом и бакштагом, неся прямые паруса и марсели. «Сюрприз» развивал скорость в восемь узлов, и Джек Обри рассчитывал приблизиться к незнакомцу вечером, а затем, убрав все паруса, кроме стакселей, укрыться до наступления ночи за линией горизонта, чтобы с рассветом на всех парусах устремиться к незнакомцу.

Забравшись на грота-салинг, капитан изучал в подзорную трубу дугу далекого горизонта — сектора в двадцать градусов, начиная от правой шкаторины фор-брамселя, и слышал, как переговариваются внизу на фор-марсе не заметившие его матросы. Разговаривали они тихо, чуть ли не шепотом. Но все равно можно было понять, что моряки расстроены. Расстроены по ничтожному, в общем-то, для них поводу — какой-то подшкипер всего лишь удрал с чужой женой, чтобы устроить с ней рай в шалаше на теплом, живописном острове.

Снова появились киты; на расстоянии не больше мили от фрегата появилось огромное, вздымающее фонтаны брызг стадо. Джеку Обри никогда еще не доводилось видеть этих великанов в таком количестве. Наверняка их насчитывалось свыше двух сотен особей.

— Невинная кровь пролилась под солнцем, — донесся чей-то голос с фор-марса. Это был Винсент, проповедник-самоучка, выходец с Запада.

— Черта с два невинная, — отозвался кто-то, по-видимому старик Фелпс.

Вдалеке что-то блеснуло. Это был явно не китовый фонтан. Наведя на подозрительное место подзорную трубу, Джек стал внимательно вглядываться. В окуляре маячил парус незнакомца, шедшего прежним курсом. Корпуса его, конечно же, не было видно, но это был он. Наклонившись, капитан тихо отдал команду, так, словно находящиеся на дальнем корабле моряки могли его услышать:

— Эй, на палубе! Убрать брамсели.

Медленно спустившись на палубу, капитан распорядился, чтобы «Сюрприз», оставаясь вне поля зрения незнакомца, продолжал следовать параллельным курсом, и затем вошел в свою каюту. Он так сросся со своим кораблем, что, хотя жил в сравнительной изоляции, остро ощущал тягостную атмосферу, царящую на его борту. По этой причине страстное желание капитана узнать, что готовит ему утро, естественным образом притупилось. Впрочем, это не помешало Джеку Обри принять все нужные меры; они со штурманом проложили точно рассчитанный курс, глухие крышки иллюминаторов были задраены еще до наступления темноты так, чтобы наружу не выбивался ни один луч света. Через полчаса после захода солнца корабль повернул на пять с половиной румбов к норду и, пользуясь устойчивым ветром, увеличил скорость до семи узлов, имея в запасе еще два на случай погони. Обращаясь к Моуэту, Джек сказал: