Александр увидел комбата и рядом с ним офицера. Этим офицером был майор госбезопасности Виноградов.

– Ну, наконец-то тебя разыскали, – произнес он, протягивая Александру свою крепкую руку. – Вот зашел к тебе, хотел пообщаться, перед тем как уеду. Меня отзывают с фронта и направляют обратно в Казань. Напомни мне твой домашний адрес, я обязательно зайду к твоей жене, передам от тебя весточку.

Александр расстегнул пуговицу и достал из кармана гимнастерки несколько писем.

– Зиновий Павлович, если вам не трудно, передайте их моей жене. В них все написано, как я воевал, как и что думал о них. И еще передайте на словах, что я очень их люблю.

Виноградов улыбнулся, взял письма и сунул их в полевую сумку. Он достал папиросы и протянул Тарасову. Александр взял одну и закурил.

– Тарасов! Скажи-ка мне, ты хорошо помнишь тех людей, которые пытались заминировать мост через Казанку? Тогда нам не удалось вскрыть всю эту шпионскую сеть. Один диверсант застрелился при задержании, другой отравился. Сейчас у нас в городе действует хорошо отлаженная сеть немецких диверсантов и шпионов. Они снова пытались взорвать пороховой завод, но у них не получилось. Вот меня и решили вернуть в Казань, чтобы я продолжил там работать по разоблачению этой группы. Я обратился в наркомат внутренних дел с рапортом и попросил их откомандировать тебя вместе со мной, но ответа на рапорт пока не получил. Сейчас ты остался единственным человеком, кто видел одного из диверсантов в лицо и мог бы оказать нам большую услугу в розыске и идентификации его личности.

Тарасов невольно улыбнулся. Он хорошо понимал сказанное и, наверное, как никогда, ему захотелось помочь этому человеку разоблачить врагов. Он также понимал, что решение по его командировке в Казань практически не зависит от желания этого человека.

– Товарищ майор, что вы хотите от меня услышать? Вы и так все сами хорошо понимаете. Идет война, на которой убивают, и никто из нас не знает, где и когда умрет. Конечно, я бы сейчас все отдал, чтобы поехать с вами в Казань и хоть одним глазком посмотреть на жену и детей. Через два–три дня наша маршевая рота окажется на передовой, и я отлично понимаю, что могу не дождаться этого вызова. Зиновий Павлович, могу сказать лишь одно: если вам удастся отозвать меня в Казань, я все сделаю, чтобы разыскать этого человека. Кстати, товарищ майор, я тут докладывал майору, который допрашивал меня, что вместе со мной вышла еще одна группа во главе с капитаном НКВД. Это – немецкие диверсанты. Думаю, что наша группа вышла к нашим войскам только благодаря этому капитану. Мы тогда очень удачно перешли линию фронта, видимо, немцы специально сделали коридор. Я об этом говорил сотруднику НКВД, но он меня не стал слушать.

– Хорошо, Тарасов. Давай прощаться. Береги себя, под пули особо не лезь. Запомни, я постараюсь убедить руководство наркомата в необходимости твоей командировки. А в отношении капитана и его группы, большое спасибо.

Виноградов крепко пожал руку Александру и в сопровождении комбата направился к ожидавшей его автомашине. Проводив их взглядом, Тарасов пошел к своей землянке. Оставшись один, он лег на самодельный топчан и закрыл глаза. Он мгновенно представил, как тихонько войдет в квартиру и остановится на пороге, как бросится к нему со слезами на глазах жена, и как обхватят его ноги дети. Он сядет за стол и начнет вытаскивать из вещевого мешка банки с тушенкой, хлеб, фляжку с водкой, а детям даст каждому по кусочку сахара. Как наполнится их квартира радостным детским смехом.

– Тарасов! Ты что, спишь? – услышал он сквозь дремоту голос одного из взводных. – Тебя командир роты зовет к себе. Давай, вставай и беги бегом. Начальство не любит долго ждать.

Тарасов вскочил с топчана и, закинув за плечо автомат, выскочил из землянки. Ротного он встретил около походной кухни. Он сидел на пне и ел из котелка кашу. Заметив спешившего Александра, он махнул ему рукой, а тот, подбежав к ротному, вскинул руку и хотел доложить о своем прибытии, но ротный указал ему на пенек.

– Садись, Тарасов! Полчаса назад получил приказ из батальона. Мне приказано откомандировать тебя в распоряжение командира батальона.

– Извините меня, товарищ старший лейтенант. Может, вы мне поясните, с чем это связано?

– Не знаю, Тарасов, не знаю. Мне позвонил майор Гупало и приказал откомандировать тебя в его распоряжение. Вот прибудешь в батальон, там и узнаешь.

– Товарищ старший лейтенант, это не тот Гупало Михаил Семенович, что ранее был полковником?

– Ты угадал, тот самый. Его разжаловали до майора и назначили командовать нашим батальоном. А ты его, откуда знаешь? Земляк?

– Да было дело, вот и познакомились, – уклончиво ответил Александр. – Когда можно отбыть?

– Собирай вещи и можешь двигаться хоть сейчас. Штаб батальона находится в Сосновке. До нее семь километров. Через полчаса от нас пойдет туда машина. Можешь воспользоваться ею.

– Спасибо, товарищ старший лейтенант. Разрешите идти?

Он махнул рукой и продолжил доедать кашу.

***

Эстеркин бежал по просеке, то и дело, спотыкаясь о торчавшие из земли корневища деревьев. Борис Львович понимал, что не сможет добежать до финиша, однако страх наказания гнал его вперед. Рядом с ним бежал еще один мужчина, лет пятидесяти, который то и дело спотыкался и падал на землю. Пот заливал глаза Эстеркину, и поэтому он довольно плохо различал выставленные кем-то из инструкторов ориентиры. Заметив торчавший из земли красный флажок, он хотел свернуть налево, но грозный окрик инструктора, который ехал вслед за ними на велосипеде, заставил его продолжить бег.

«Вот, сука немецкая, – с негодованием подумал он о немце. – Сам едет на велосипеде, а мы здесь беги, пока не протянешь ноги. Можно подумать, что я попал не в разведшколу, а в спортивную школу, и здесь из меня хотят сделать какого-то чемпиона».

Неожиданно его правая нога зацепилась за корневище, и он со всего размаха упал на землю. Борис хотел вскочить на ноги, но в какой-то момент понял, что не может этого сделать. Силы покинули его, и он, несмотря на грозные крики инструктора, продолжал лежать на сырой и холодной земле.

«Пусть гад убивает. Какая мне разница убьет он меня сейчас или я умру на этой дистанции», – подумал он.

Немец сошел с велосипеда и дважды сильно ударил носком сапога ему по ребрам. Борис скорчился от боли, однако все так же продолжал лежать на земле, наблюдая за гитлеровцем.

– Встать! – выкрикнул инструктор на ломаном русском языке и стал доставать из кобуры пистолет. Несмотря на сильную боль, Эстеркин поднялся с земли и невидящим от боли взглядом посмотрел на немца.

– Я сейчас, вот немного отдохну и побегу, – произнес Эстеркин, наблюдая за рукой немца, которая держала пистолет. – Я сейчас, не стреляй!

Он сделал еще несколько шагов заплетающимися от усталости ногами и снова упал на землю. Раздался выстрел. Пуля ударила в землю в пяти сантиметрах от его головы, заставив его снова подняться на ноги. Но они снова отказали ему, он в очередной раз споткнулся и упал.