Я ведь тоже выпал из своей действительности.

Еще обсуждали Горбачева (неформалы были настроены по отношению к нему как-то снисходительно-добродушно), «Детей Арбата», Солженицына и прочие культурные феномены эпохи. Интересно, пьяно подумал я, сколько из присутствующих побежит завтра в «контору», чтобы уведомить начальство о настроениях и разговорах в неформальской среде — «довожу до вашего сведения...». Но думать об этом не хотелось, хотелось расслабится...

Только кто же мне даст? Полусумасшедшая местная ясновидящая, страдающая алкоголизмом, подкралась ко мне сзади и сообщила заговорщицким шепотом на ухо, что знает, сколько мне лет.

— Подумаешь, большой секрет... — беспечно сказал я. — Семнадцать мне, мадам.

— Нет! — заявила ясновидящая. — Где там — семнадцать?!! Не семнадцать, не ври!

— А сколько? — удивился я.

— Пятьдесят один! — сказала она торжествующе. — Ты — старше меня!

Неформалы заржали, а я даже немного протрезвел.

Действительно, если сложить мой возраст из «прошлой» жизни — тридцать четыре года и возраст из этой жизни — семнадцать лет, то получалось ровно пятьдесят один. Мне стало жутковато.

— Я тебя помню, — заявила ясновидящая, — я тебя когда в прошлый раз видела, то у меня третий глаз чесался.

— Да брось, — сказал Петрович, — вот, прими лучше пятьдесят капель... — Петрович протянул ей фужер с вином. Ясновидящая выпила, но продолжила неодобрительно смотреть на меня и даже грозить пальцем. Ей категорически не нравилось, что мне пятьдесят один год.

А потом мы отправились по домам. Витя сетовал, что живем мы практически в тундре, как эскимосы. Этой аналогией он намекал на отсутствие цивилизованных видов отдыха для состоятельных граждан.

— Сейчас бы завалиться в клуб! — мечтал Витя. — Поиграть на рулетке, потанцевать с приятными барышнями... А затем промчаться по ночному городу на «Мерседесе». А у нас чего? Тундра!

— Успеешь еще наиграться и натанцеваться, — отвечал я.

— Нет, старик, — Витя сокрушенно качал головой. — Ты «Золотого теленка» читал?! Там миллионер Корейко. Миллионер!

— На НЭПе поднялся, — подтвердил я.

— Так он живет как монах. Бабки светить, во-первых, опасно, а во-вторых, и негде особо. В тундре некуда тратить бабки, старик! А раз так, то на кой хрен их зарабатывать?! Зачем это все тогда?! Чтобы напиться и забыться в кругу этих клошаров?!

— Тоже мне, Герцог Люксембургский нашелся, — вяло отбивался я. Хотелось спать. Да и порезанная рука тоже давала о себе знать.

— Я не хочу как Корейко, — Витя почти плакал. — Я хочу... хочу, чтобы зал приемов... чтобы люди в смокингах и вечерних платьях... чтобы...

— И это говорит простой советский комсомолец, — притворно вздыхал я. — Что за мещанство, Витя?! Что за упадничество? Фильмов про красивую жизнь насмотрелся?..

— Должна же быть где-то, — говорил Витя со слезами в голосе, — должна же быть где-то нормальная человеческая жизнь. Без всего этого. — Он раскинул руки, будто пытаясь обхватить окружающие пространства.

— Будет тебе и «Мерседес» и казино. — Я пьян и доволен жизнью.

— Точно? — Витя внимательно посмотрел на меня.

— Точно! И Канарские острова еще. Тенериф. И Барселона. И карнавал в Рио. Что захочешь...

— Понял, — сказал Витя грустно. — Ты издеваешься, Лёха. Над несчастьем моим смеешься. Нет же никаких Канарских островов, Тенерифов всяких. Их не бывает. Их иногда показывают по телеку в программе «Клуб путешественников». Ненавижу эту программу!

— Почему? — спросил я.

— Потому что они там показывают то, чего мы никогда не увидим. Для меня «Звездные войны» и «Клуб путешественников» это почти одно и то же. И зачем тогда бабки, спрашивается? В магазинах нет ни хрена...

— Ты пьян, Витя, — сказал я, — тебе нужно отоспаться, ты несешь вздор.

— Нет никакой Барселоны, — твердил Витя с пьяным упрямством, — и Эйфелевой башни нет, и Лос... Лос-Анджелеса! Это инопланетяне присылают нам сигареты и фильмы с другой планеты, чтобы... чтобы посмеяться над нами! Есть только киоск «Союзпечать»! (мы как раз проходили мимо закрытого киоска) Есть вот эта урна! Есть гопники на районе и зассанный подъезд! У вас, Лёха, зассанный подъезд?

— У нас нормальный подъезд, — сказал я твердо.

— Номенклатурный, — рассмеялся Витя, — цветочки, занавесочки, соседи — ответственные работники... А вот у меня соседи — богема, торговля и пролетариат!

Я еле утихомирил разбушевавшегося Витю, и отправился домой.

Мне не давала покоя эта тетка. Полусумасшедшая ясновидящая. Слишком точно она угадала мой «настоящий возраст». А ведь угадать такое нельзя, можно только знать. Нужно выяснить, подумал я. Разузнать точно, что она знает. И откуда. И кто она вообще такая.

На следующий день я, сразу после перевязки, отправился в «Подснежник». Там я нашел уфолога Колю — мужика неопределенного возраста, похожего на школьного учителя, слегка опустившегося, но все еще сохранившего положенное благообразие. Как и полагается уфологам в обеденное время, Коля мучился похмельем. Выпить у него не было, денег, впрочем, тоже. Инопланетяне тоже почему-то все не прилетали, хотя уже давно пора было. По вышеуказанным причинам Коля был мрачен и немногословен. Без особой надежды он попросил меня о небольшой ссуде в три рубля, и каково же было его удивление, когда эти три рубля я ему без лишних разговоров протянул. Коля хотел немедленно бежать и искать, но я сказал:

— Погоди. Эту тетку рыжую, ясновидящую, с понтом — знаешь?

— Катюху-то? — удивился Коля. — Катюху тут все знают. И ничего она не «с понтом», дар божий у человека. — В этом месте Коля перекрестился на пивную бочку. — Дар! Только нет пророка в своем отечестве! Положили ее злые люди в дурку и там кололи всякой дрянью, хотели дар божий заглушить! И ничего не получилось у них, злодеев, — кукуха у Катюхи подтекает немного после их лечения, но что-то она предсказывает время от времени. — Коля тяжело вздохнул. — Я ей предлагал в Спортлото играть — большие деньги! Можно рублей триста выиграть и поехать на курорт — в Алушту! Не хочет, говорит — грех!

— А она работает где-то? — спросил я.

— Какой там! — махнул рукой Коля. — Пенсия по инвалидности.

— А живет где?

— Живет... — Коля наморщил лоб и вдруг просиял: — Да возле магазина же! Возле магазина и живет, пойдем скорее, я тебе покажу, вместе и зайдем — к Катьке, а потом в