Том бьется, пытаясь вырваться, но мужчина держит его крепко.

Снаружи слышится топот сапог. До Тома доносится голос Йоопа, отдающего приказания своим людям. На мгновение становится тихо, и тут дверь начинает сотрясаться под градом ударов.

Том смотрит в глаза фальшивой тетке, которая толкает его за занавеску. Потом она поправляет свое одеяние и стремительным движением распахивает дверь.

– Ох уж эти мужчины! Никак не дают мне покоя, – кокетливо щебечет Жозефина Эль Касто.

– Мы ищем рыжеволосого мальчишку, – доносится голос Йоопа.

– Ой, да что вы говорите, – смеется Жозефина, – уж я-то знаю, кого вы ищете.

– Закрой пасть, девка, и выметайся отсюда побыстрее, нам нужно осмотреть комнату.

– Что ж, милости прошу.

Том слышит, как внутрь врываются люди, и видит свою тень на тонкой ткани занавески. Он стремительно оглядывается и замечает большую тряпичную куклу, с которой совсем недавно вальсировала Жозефина. Та лежит на комоде со своей вечной радостной улыбкой на лице, пялясь глупыми глазами, нарисованными на грубой мешковине. Том молниеносно выхватывает нож и отрезает кукле голову. Вытряхнув из нее солому, он натягивает опустевший кусок мешковины себе на голову и, переодевшись в кукольное платье, усаживается в углу.

Через секунду занавеска отдергивается.

Том узнает запах табака, который курит Йооп, и слышит, как голландец открывает комод.

Том сосредотачивается на дыхании, благодаря Бога за свои хорошие легкие, но пульс может выдать его, и тут лицо Йоопа оказывается совсем близко. Том слышит тяжелое дыхание голландца. Тот смотрит прямо в нарисованные на мешке голубые глаза куклы и достает нож.

В этот момент издалека доносится крик:

– Он здесь! Йооп, он внизу, в зале!

Через секунду мужчина исчезает. Громко хлопает дверь.

Том выдыхает и, стянув с себя мешок из холстины, вытирает лоб. Отдернув занавеску в сторону, Том подскакивает к маленькому окошку и смотрит вниз, на задний двор таверны.

Он прикидывает расстояние до земли, молясь, чтобы ноги его не подвели, и вдруг за спиной раздается голос фальшивой Жозефины:

– Нет, Том, подожди! Не надо!

На короткое мгновение Том чуть не теряет сознание, потом оборачивается и во все глаза смотрит на мужчину, стягивающего с себя женский парик.

– Рамон, – шепчет Том и все-таки теряет сознание.

Очнувшись, он понимает, что лежит на лавке в комнате Рамона. За окном – глубокая ночь. В таверне тихо.

Сам Рамон в своей обычной одежде сидит рядом и, широко улыбаясь, смотрит на Тома.

– Я должен тебе сказать… – стонет Том и пытается встать, но теряет равновесие и валится обратно на лавку. Какое-то время он лежит, закрыв глаза рукой, и что-то бормочет. Рамон наклоняется к нему.

– Дай-ка мне на тебя посмотреть, Том Коллинз, – произносит он мягко.

– Конокрад Том Коллинз, – поправляет его Том со вздохом.

В здоровяке-испанце все клокочет от смеха.

– Да, дров ты, похоже, наломал немало. А в этих краях вешают и за меньшее.

Рамон становится серьезным и пристально смотрит на Тома.

– Да, – бормочет он, – ты изменился. Мальчишка, которого я знал, исчез. Ты теперь совсем другой человек. Твои руки выросли и окрепли, но глаза остались все такими же зелеными, как море у берегов Невиса. И это радует старого Рамона. Значит, в глубине души ты все такой же.

Том сел.

– Боюсь, про тебя не скажешь то же самое, – вздыхает он, – но ты спас мне жизнь.

– Теперь мы квиты, Том. Судьбе было угодно, чтобы наши пути пересеклись. Какая невероятная удача!

Том корчит гримасу.

– Насчет удачи не знаю, – качает он головой. – Меня ищут по всему городу.

Рамон засмеялся.

– Что же мог натворить рыжеволосый мальчишка вроде тебя?

– Так ты ничего не слышал? Я украл двух лошадей. Лучших скакунов мистера Бриггза.

Рамон лишь плечами пожал:

– Пустяки, они их найдут.

– И освободил двух рабов.

– И их найдут. Выше голову, Том.

– Один из них поджег поле сахарного тростника и спалил половину «Арон Хилла».

– Что ж, они вырастят новый тростник.

Том округлил глаза и постучал себя по лбу.

– Ты с ума сошел, Рамон. Ты не знаешь их законов. В «Арон Хилле» можно запросто схлопотать по шее лишь за одно появление в хозяйском саду.

– Главное, что ты никого не убил.

Том поднял голову.

– Час назад, – произнес он, – я перерезал горло бомбе. Вот этой самой абордажной саблей. Вот так! – и Том резким движением показал, как он это сделал.

Рамон задумчиво потянул себя за мочку уха.

– Давай тогда еще раз с начала. Итак, ты украл двух хозяйских лошадей, затем освободил двух рабов, которые подожгли плантацию, после чего сбежал, и закончилось все это тем, что ты перерезал горло белому бомбе. Я все правильно изложил?

Том кивнул.

– Думаешь, меня теперь повесят? – голос Тома сорвался.

Рамон надул губы.

– Если повезет. Но есть и другие методы, куда менее приятные.

– Спасибо, ты меня успокоил, – Том бросил на испанца сердитый взгляд.

Рамон усмехнулся, резонно заметив, что это же не его собираются вешать. Том подошел к маленькому оконцу.

– Как ты думаешь, они все еще там? – пробормотал он.

– Ты их сильно разозлил. Они ищут тебя повсюду. Порт-Ройал похож сейчас на растревоженный улей.

Мир меняется, – продолжил Рамон, – и нам, испанцам, следует постоянно быть начеку, потому что англичане теперь не те, что прежде. Они рычат и больно кусаются. Проклятые британцы хотят забрать себе всю Ямайку. Строят форты, назначают своего губернатора и после этого считают, что имеют право обращаться с нами как с собаками. Догадываешься, что они сделают с ирландским конокрадом, поджигателем и убийцей?

Том опустил голову.

– М-да, зарезать белого бомбу, – вздохнул Рамон, – хуже не придумаешь! А тут еще плантация сгорела и негры разбежались кто куда без надзора и кандалов. Как такое могло случиться, что маленький славный мальчик Элиноры Коллинз перерезал горло большому белому бомбе?

– Ты не знал Франца Брюггена, – со стоном ответил Том, – если бы ты только видел, как он обращался с чернокожими.

– С чернокожими, Том? Надеюсь, ты не стал сентиментальным слюнтяем?

– Вовсе нет. Но его нужно было проучить. Избить другого человека только потому, что он… Знаешь, иногда, во сне, я вижу ее, малышку Санди Морнинг. Мы продали ее, Рамон, продали! Здесь, в городе, на рынке. Ее мать…