– Слабой ящерке не подобает давать человеку подобные советы, – язык рептилии трепещет от притворной скромности. – Но если я все же осмелюсь дать совет, который позволит спасти твою драгоценную жизнь, было бы по меньшей мере странно не потребовать за это что-то взамен, не правда ли?

Том прижимается затылком к стене и закрывает глаза.

– Может, мне все-таки остричь голову и подарить волосы тебе? – бормочет он.

– Скромность, конечно, добродетель, но жадность – тяжкий груз.

– Но мне нечего дать тебе взамен, – со стоном отвечает Том.

– Нет, кое-что у тебя есть. Видишь ли, маленькие ящерки вроде меня ничем не лучше остальных животных, которые мечтают лишь о том, чтобы стать похожими на вас, людей. Я удивляюсь, когда вижу, как вы смеетесь, плачете, поете, влюбляетесь. Кровь рептилии всегда прохладна, сердце бьется в одном и том же ритме, и ей не дано познать ни горя, ни радости.

– Чего же ты хочешь, геккон?

– От тебя, чье время истекает, я хочу нечто невидимое – твою душу. Получив ее, я прошепчу тебе на ушко, как выйти из затруднительного положения, которое грозит оборвать столь юную жизнь. Весь город кишит бомбами, и у всех на устах лишь одно имя. Оно звучит повсюду: Коллинз, шепчут улицы. Том, отзываются эхом переулки. Поджигатель, ревет прибой. Друг негров, завывает ветер. Так написано на той петле, что уже свита для твоей шеи.

– Ты хочешь мою душу. Но что я буду делать без души? Кем стану?

– Без души человек не чувствует страха, – геккон выговаривает каждое слово медленно, словно пробуя его на вкус. – Не знает мук совести и тоски по дому. Без души человеку не снятся плохие сны, и он не рыдает над утраченным.

– Тогда моя жизнь, – шепчет Том, – превратится в одну сплошную долгую ночь.

– Научишься жить, как живут ночные звери.

– Я знавал людей, которые совершили подобную сделку, поэтому отказываюсь. Лучше я еще раз увижу, как встает солнце, пусть даже этот раз будет последним. Твоя цена слишком высока, геккон, а твоя жадность будет стоить тебе жизни.

Том выхватывает нож, но, оглядевшись, обнаруживает, что он один.

Прошло три дня с тех пор, как он сбежал из «Арон Хилла».

Он бежал, пересаживаясь со шхуны на шлюп и с рыбацкой лодки на галеон, расплачиваясь не деньгами, а своими талантами и умениями. Ему казалось, что над ним тяготеет проклятие, что пламя, спалившее дотла половину плантации, выжгло у него на лбу: конокрад и поджигатель, который в придачу ко всем своим преступлениям освободил бунтаря Кануно, у которого на уме только одно – как отомстить белым.

Том смотрит на себя в зеркало и пытается вспомнить, когда в последний раз видел свое отражение. Скорее всего, еще дома, в комнате сеньора Лопеса. Потом вспоминает свою недолгую карьеру в качестве виночерпия, одетого в черные бархатные штаны с шелковыми лентами и туфли с квадратными носами. Из зеркала в холле «Арон Хилла» на него смотрел тогда беспечный рыжий паренек с сияющими глазами, смешливый и дерзкий, скорый на язык и уверенный в себе и в успехе своего дела. Имеющий твердую почву под ногами.

Все это теперь осталось в прошлом.

Вместо большого элегантного зеркала, висевшего в хозяйском доме в «Арон Хилле», – заляпанный мутный четырехугольник в бедной рамке. Вместо красивых одежд – чумазые штаны для верховой езды, драная рубашка и грязные сапоги, которые ему велики. Но все же самые большие перемены произошли у него внутри. Прежнего Тома Коллинза с Невиса больше нет. Он вытянулся и возмужал, и уже не улыбается, как прежде. Но больше всего изменился его взгляд.

Том смотрит на свое отражение так, словно оно принадлежит кому-то чужому и этот чужой изучает его теперь с сомнением, недоверием и грустью. Рыжие волосы потемнели и прилипли к голове, словно корка засохшей крови.

– Они ищут меня, – произносит худой рот. – Гонят меня, как зверя. Семеро жаждущих мести бомб с Йоопом ван дер Арле во главе. И они не успокоятся, пока не найдут меня. Не уснут, пока не расправятся со мной. Мое имя уже стоит на том столбе, на котором будет болтаться мое тело. В этом городе не так уж много рыжеволосых юнцов, и, хотя лошадь и прежняя одежда проданы, моя грива и мои зеленые глаза выдают меня с головой. И суток не пройдет, как пробьет мой последний час. Город кишит матросами, боцманами и доступными девками, которые за стакан рома охотно укажут бомбам комнатушку под крышей, где сидит беглец, вооруженный лишь кожаным амулетом и ракушкой с Невиса, которую давным-давно подарила ему девушка по имени Теодора Долорес Васкес. Она была известна своим острым языком и имела плохую привычку забирать подаренные ею вещи обратно. Для этой ракушки она сделала исключение, быть может, потому, что на свете таких ракушек миллионы, а может, наоборот, потому что эта – особенная. С Теодорой никогда ничего не знаешь наверняка.

– В такие времена, как сейчас, – говорит Том сам себе, – надо гнать от себя прочь суеверия, мрачные мысли и тоску по дому.

Но проходят еще одни сутки, а Том все сидит на полу и, бездумно пялясь в пространство, проклинает свою судьбу, свое невезение и свой характер – ведь, по правде говоря, все могло бы быть совсем иначе. Вместо того чтобы делить эту убогую комнатушку с крысами, жуками и тараканами, он мог бы сейчас полеживать себе на соломе в «Арон Хилле», сытый и довольный, и слушать, как его хвалят Йооп и мистер Бриггз. Том представляет, как он, сложив руки за спиной и выпятив грудь, стоит перед письменным столом с руинами собора Святого Павла и плантатор, переполняемый благодарностью к скромному ирландскому парнишке, обращается к нему с пылкой речью:

– От имени моей жены и себя самого – да что там! – от имени всей плантации я хочу сказать тебе спасибо, Том Коллинз. Спасибо тебе за твой неоценимый вклад! Без твоей помощи все бы сгинуло в огне, без тебя Сахарный Джордж и Кануно все еще были бы живы.

Том отвешивает поклон и получает в награду монету. Следом герой оказывается в покоях Сары Бриггз. Та благодарно ему улыбается и просит занять место рядом с ее постелью. Сегодня она будет читать ему, а не наоборот. Том закрывает глаза, и у него появляется такое чувство, словно он знает весь Псалтырь почти наизусть.

Но ничего этого не будет. Его чертов упрямый нрав сорвал все его планы. И теперь он сидит здесь, на полу, почти засунув голову в петлю, зная, что жить ему осталось всего несколько дней. Деньги кончились, их хватило только чтобы заплатить за ночлег, одежду и пару поношенных сапог, потому что в Порт-Ройале не принято ходить босиком.

Он переводит взгляд на дверь, запертую на крюк. Взрослый мужчина легко вышибет ее одним ударом.

Том прижимается ухом к стене.

Вечереет, и народ начинает стягиваться в таверну, где до ночи пьют, горланят песни и ведут бесконечные разговоры. «Розовый поросенок» – излюбленное место для моряков, желающих наняться на корабль.

Том смотрит поверх городских домов на длинную линию горизонта, за которую только что зашло солнце. Надежда найти шхуну, которая сможет забрать его в море, медленно тает с каждой минутой.