– О ком, например? – Он склоняет голову. На лоб падает несколько светлых прядей.

Да о тебе. Вот что я хочу выпалить, совершенно искренне и без намека на сомнения. Но я просто делаю вид, будто не услышала его, и, обернувшись, кричу:

– Скорфус, мы уходим! Клио?.. – Язык не очень поворачивается позвать эту девушку с нами, но надо, и я продолжаю: – Пойдешь с нами в замок? Или хочешь побродить тут?

– Пойду, – с готовностью отзывается она. Со Скорфусом у них уже полное взаимопонимание: он дремлет, обернувшись вокруг ее плеч и лениво свесив лапы. Наконец и его догнали последствия нашего подземного путешествия. Он ведь тоже не спал. – Я шла сюда короткой дорогой через бухту, но твой отец сказал, есть еще длинная, через скалы и город.

– Покажу. – Я киваю, продолжая с тревогой посматривать на Эвера. Точно не хочу снова загонять его в воду и сама все еще помню свое падение.

– А замок покажешь? – Она потупляет глаза. – До комнаты меня провожали слуги, а больше я ничего и не видела…

Проклятие, этого я не планировала. Только сейчас понимаю, какую картинку нарисовала в голове: что проведу день с Эвером; что дену куда-нибудь Скорфуса и мы поговорим наконец вдвоем, что я смогу сделать что-то, чтобы Эвер чувствовал себя со мной лучше… и чтобы полегчало мне самой. Но посол доброй воли – это посол доброй воли. Если повезет, я добьюсь того, что наши люди и физальцы снова смогут свободно ездить друг к другу, – это важно для разлучившихся семей. Что они снова будут пить наши вина и строить из нашего камня, а мы – одеваться в их ткани и ходить на их кораблях. Что они откроют транзит для наших торговцев, а мы – для их. Что они пустят наконец наших добровольцев, чтобы помогли достроить города, до сих пор лежащие в руинах. С Клио нужно держаться как можно радушнее. Особенно сегодня, когда она только приехала и наверняка чувствует себя неуютно без компании.

– Почему, кстати, ты одна? – спрашиваю я, уже когда все мы снова ступаем в тишину Святой рощи. – Обычно послы привозят делегации…

Я жалею о вопросе сразу: Клио краснеет так, будто хочет провалиться сквозь землю. Когда она еще и опускает голову и начинает комкать край платья, догадка появляется сама. Не то чтобы она злила, но она расстраивает. Граненые золотые крокодилы на браслетах взблескивают от нервных движений, густые черные ресницы дрожат. Смиряясь с судьбой, я просто жду.

– Никто не верит, что что-то получится, – наконец почти шепчет Клио. – Никто не захотел со мной ехать, большинство уверено, что скоро я вернусь. Ну то есть со мной только охрана. Свиты нет. Я так обиделась на брата, что взяла только свое… маленькое Братство. Очень маленькое.

«Братство». Какое знакомое слово. Похоже, малышкой она читала сказки и мифы, которые я прекрасно знаю. У нас и у физальцев они общие.

– Их всего двое, и им я велела отдыхать и осваиваться, чтобы никого здесь… не беспокоить дурацкими вопросами, – осторожно продолжает Клио. – Я все равно сомневалась, что меня кто-то тронет, тем более на замковой территории. Особенно учитывая, что я не выгляжу как физалийка…

– У нас и физальцев не трогают. – Я смотрю на Эвера, кусаю губы, но упрямо продолжаю: – Мы все помним. И не хотим ничего повторять. Ни в каком виде.

– Я верю, – говорит она, кажется, искренне, но выглядит все еще расстроенной и смущенной. Не могла не заметить, как меня задело услышанное.

– А твой брат, раз вы так к нам настроены, не побоялся, что тебя убьют? – вмешивается вдруг Эвер. Он хмурится и выглядит все более усталым, сильно от нас отстал.

Клио странно смотрит на него, потом на меня. Улыбается не то заискивающе, не то виновато. Почесывает Скорфуса под подбородком и говорит так небрежно, будто мы обсуждаем какие-то простые, будничные вещи вроде блюд на обед.

– Он сказал, что если со мной хоть что-то у вас случится, Физалия и Игапта вместе нападут на вас. Попросил передать. Но я, конечно же, сомневаюсь, что это возможно.

Мы с Эвером спотыкаемся. Почти одновременно. Святой стыд.

– Ну да, ну да, две принцессы вместо одной, – блаженно бурчит Скорфус под наше мертвое молчание. – Я просто счастлив, да, да, чеши меня, чеши.

Клио аккуратно, стараясь не разбудить его, пожимает плечами и берет меня под руку с таким видом, будто правда не поняла, что только что от лица физальского короля поставила нам ультиматум. Поднявшийся ветерок вздыбливает гладкую прическу, глаза снова загораются оживлением. В нос мне сильно бьет запах лотосов. Лучше, чем кулак судьбы.

– А теперь расскажи, что тут у вас интересного? Что едят, где танцуют?

О боги. Я пропала.

4. Мертвая птица. Эвер

– Слушай, двуногий.

Тяжелые хлопки крыльев за спиной приближаются, но я только опускаю взгляд на раскаленный песок. Стараюсь сосредоточиться на шуме моря, на шепоте ветра, на редких криках чаек. Не на этих окликах, ставших в последние минуты беспрерывными.

– Я, конечно, не твоя мамочка, чтобы укладывать тебя в кроватку… – Скорфус подлетел уже почти вплотную и, похоже, не собирается отставать.

– У меня никогда не было матери, – отрезаю, останавливаясь, и он предсказуемо врезается в меня, обдав на несколько секунд жаром. У фамильяров горячие тела, до сих пор не понимаю, как Орфо терпит это существо на своих плечах.

И эта физальская девочка, Клио, тоже терпела.

– Ладно, это было бестактно, но все-таки послушай. – Скорфус облетает меня и порхает уже перед самым лицом. Голову приходится поднять. – Ты плохо выглядишь, правда. И плохо ходишь. Орфо оторвет мне хвост, по крайней мере, попытается, если ты…

– Так сделай вид, что тебе ничего неизвестно. – Я снова обхожу его. – Это вообще не твоя забота. Я предпочел бы, чтобы ты улетел.

– Я-а, предпоче-ел бы, – тут же заводится он, даже шипит. – Душ-шнила! Неужели нельзя сказать по-человечески: «Пошел ты на хрен!»?

– Хрен растет, и, кажется, даже не в наших землях. – Я опускаю руки в карманы. Левой тут же натыкаюсь на камень, который выплюнул в санктуарии. – На него вряд ли можно пойти.

– Да что тебе не лежится, ну что… – твердит он свое, когда я продолжаю путь. – Двуногий! Эвер! Может, я хотя бы лягу тебе на голову, чтоб не напекло?

Снова смотрю вниз, на зыбкую границу, где терракотововлажный от набегающих волн песок переходит в золотистосухой. Темное и светлое. Холодное и обжигающее. То, как от каждого прикосновения