например, притащил на себе каких-то призрачных паразитов. Или даже хуже, ведь в Подземье мне встречались разные соседи. Громадный огненный дух с лицом старика, вместо рук которого были плети. Водная змея с петушиным гребнем, замораживающая взглядом. Серокожий младенец со щупальцами вместо ног и пастью на пол-лица. А однажды, когда жертва Монстра убежала слишком глубоко, я видел и клубящийся рой серых бесполых силуэтов. И двух нетопырей, парящих уже так далеко внизу, что только глаза чудовища могли их различить. Были ли это Идус и Сэрпо, правда ли Подземье и есть Темное Место? Были ли прочие такими же людьми, как я, оказавшимися не в то время, не в том месте и не с тем человеком? Первое доказывал подземный гранатовый сад, в который я забрел в другой день и где один-единственный раз одолел Монстра, не дав ему съесть ни зернышка и заставив забыть дорогу. Второе – то, что соседи-чудовища никогда на меня не нападали, даже те, которые были крупнее и сильнее. Не нападал и Монстр – будто глубоко внутри все мы помнили, что с нами случилось, и понимали, что у нас одна природа.

– Подземье – древняя штука, – продолжает Скорфус, снова опустив взгляд на чайку. – Из которой, как говорят в Игапте, все мы вышли и оформились во что-то живое, когда родился мир. Мы, – поколебавшись, он с омерзением берет труп в зубы, дальше продолжает невнятно, – все, дазе боги, – что-то вроде когы и костей вселенной. А Подземье – ее нутго. – Он идет вдоль берега прочь, я следую за ним. – И обгатно в это нутго, похозе, падает многое из того, цему нет места высе. Бессонные Дусы, напгимег. Идус, отвегсый пгавила.

Или я, который, возможно, тоже нарушил их, отказавшись помнить о своем месте.

– С тобой все в погядке, – заканчивает он. – Я понял это, есе когда тебя погдузили в телегу. Не пегезивай, я бы заметиг пгобгемы. Ты попгависся. Дазе есги подгемье все есе не… высло из тебя до конца. Сто у тебя, ггюки?

– Что, прости?..

– Гагюкинакии, говогю, есть?

Киваю. Скорфус морщится.

– Заль. Но потегпи. Подумай, как Огфо зывет с космагами.

Я киваю и отвожу взгляд. На секунду мне правда хочется спросить: «А как она живет с ними сейчас?» Без гасителя. С котом, который просто спит в ее кровати и смягчает силу снов. Вряд ли он может положить руку ей на лоб. Вряд ли может обнять и заговорить о саде, чтобы отвлечь. Вряд ли предлагает прогуляться по крепостной стене или сыграть в петтейю, если засыпать снова она совсем боится. Хотя я преувеличиваю. Последнее возможно. А может, Орфо с ее новыми странными шутками и манерами вообще разлюбила петтейю и предпочитает справляться, как некоторые взрослые волшебники, – выпивает каждую Кошмарную ночь по бутылке вина, чтобы проживать сны словно в мягком ватном коконе, где все равно больно, все равно страшно, но как будто не совсем тебе. Скорфус похож на тех, кто ценит такие методы.

Ему сложно говорить с забитым мертвечиной ртом, и до замка мы идем молча. Я думаю о его словах, пытаясь покрепче вцепиться в иллюзорное успокоение. Этот кот ведет себя со мной мирно. Он не считает, будто меня, например, нужно изолировать. И он не заметил ничего странного из того, что заметил я, хотя понимает в вещах, которые мне и большинству других людей неизвестны. Я все равно не могу доверять его мнению до конца. Я буду отслеживать свое состояние. Если галлюцинации, или что бы это ни было, не пройдут, придется с кем-то поговорить, чтобы это не стало опасным. Но пока все идет неплохо: я перестал кашлять, солнце уже меня почти не мучает. И за весь путь к замку я ни разу не споткнулся.

Прямо у «тайных» ступеней мы все-таки натыкаемся на часовых. Возможно, их привлекли наши передвижения от береговой линии, а возможно, они просто выполняют наконец обязанности – осуществляют полный обход. Мне нечего бояться и нечего прятать, но я застываю в нескольких шагах от них с холодной, неживой улыбкой. Вглядываюсь в смуглые лица: юноши, вряд ли были здесь четыре года назад, а значит, вряд ли помнят меня. Так и оказывается: они равнодушно приветствуют меня, синхронно стукнув кулаками по круглым фибулам на коротких плащах. Слышали особые распоряжения короля насчет меня, но понятия не имеют, с чем они связаны.

– Все в порядке? – спрашивает тот, что пониже. На крылатом шлеме бликует солнце.

Скорфус шумно выплевывает мертвую чайку едва ли не ему на сандалии, а потом столь же шумно плюет в сторону.

– А что, похоже, железная башка? Так, давайте-ка, ведите меня к эдилу[8]. У него тут, смотрите, сами дохнут птицы.

Часовые переглядываются без раздражения, но и без интереса. Видимо, они привыкли, что принцессин кот обращается с ними как с плебеями.

– Ты уверен, что тебе надо? – Второй целер вяло пинает окровавленную птицу ногой. – И это точно не ты ею полак…

– Быстро, – отрезает Скорфус и вздыбливает крылья.

– А ты… – начинает первый целер, обращаясь ко мне, но Скорфус обрывает его:

– А он не имеет к этому никакого отношения. И ему положено уже лежать в кровати, принцесса Орфо приказала. Дорогу.

Целеры без особых возражений расступаются, но, проходя между ними, я все же чувствую беглые любопытные взгляды и даже слышу один смешок. Запоздало осознаю, как глупо прозвучало все это, про «лежать в кровати», но кому-то что-то объяснять я правда не хочу. Нужно еще преодолеть подъем и отдышаться после него. Только бы голова опять не помутилась.

– До встречи, Скорфус, – не оборачиваясь, говорю я и делаю первый шаг на ступеньки.

Я все-таки устал от палящего солнца. Я не хочу больше видеть мертвую птицу. И я боюсь увидеть красноглазые трупы вместо двух этих солдат.

5. Безлюдные комнаты. Орфо

Клио и правда милая – другого слова и не подберешь. По замковым коридорам она бегает бесшумно, как котенок, всех встречаемых на пути целеров ожидают светлые улыбки и приветственные слова. Я иду медленнее и чувствую себя глупее глупого. Зато я, кажется, на пару шажков ближе к своим дипломатическим целям.

– Что здесь? – спрашивает Клио, сунув нос за одну дверь, толстую и деревянную.

– Кладовая.

– А здесь? – Теперь ее заинтересовала узкая металлическая створка, вся в гравировке виноградными лозами, но открыть не получается.

– Винная.

– Ух! А мы не пьем вино никогда, кроме больших праздников, это дорого даже для нас…

Правильно. Виноградников у вас нет, одни верфи, ткацкие мастерские