Джо вздыхает, не ртом, а плечами. Отводит взгляд, будто на меня больно смотреть. Он не хочет этого делать. Он все равно сделает – но не хочет.

Джо достает пистолет и говорит:

– Давай покончим с этим.

Животные не считаются.

Грейс никогда не объясняли, почему это так, – просто еще одно непреложное правило мира, в котором она сейчас существовала. Почти всегда взаимодействие с живым на Почве несло за собой суровейшее из наказаний – свидетельством тому Дейзи-Мэй, – но животные сюда не входили.

«Может, это потому, что они способны нас видеть, – думала Грейс. – Это фильмы ужасов всегда показывают правильно, поскольку лающая собака, сообщающая о чем-то сверхъестественном, которое вот-вот случится, – очень точная картинка. Животные способны видеть и чуять нас, и, благослови их Бог, хорошо судят о нашем характере. Вот почему все Ксилофонные Люди этого мира пробуждают в них страх и агрессию».

И вот почему она могла сесть на лошадь и поскакать, как Боудикка.

Грейс испустила вопль чистейшего счастья, когда лошадь перемахнула через каменную ограду и помчалась галопом, с каждым ударом копыта сокращая расстояние до церкви. Заставить животное повиноваться требует немало знания и практики, но в послежизни у Грейс хватало и того, и другого. Животные были связующим звеном с ее прежней жизнью, утешением в странном новом мире.

Не будь лошадь привычна к верховой езде, ни один призрак не смог бы так быстро ее приручить, каким бы тоном ни уговаривал ее, – но эта лошадь была рада возможности вновь понести на себе всадника.

Грейс пригнулась к шее лошади, шепча ей в ухо. Лошадь раздувала ноздри, от нее шел пар. Белое одеяло, укрывающее землю, сияло в лунном свете.

«Какой изумительный мир, – подумала Грейс. – И он впустую тратится на живых…»

Вопль, безумный, отчаянный, звериный рев.

– Спокойно, девочка, – сказала Грейс, похлопывая лошадь по шее, и натянула гриву, осаживая животное.

Странный вопль. Люди так не кричат, а если это не человек, значит, здесь нечто с той стороны.

Лошадь пошла рысью, потом остановилась у подножия холма. Новый вопль, настолько яростный, что должен обдирать кожу в горле у бедной женщины. И это кричала женщина, откуда-то слева; а Грейс нужно повернуть направо, к ферме.

Налетел ветер, вздымая клубы снега с земли. Лошадь возмущенно фыркнула.

«У меня нет времени помочь ей, – подумала Грейс, рассеянно похлопывая лошадь, – но меня вернули на землю, чтобы помогать людям, и у меня нет времени отказаться».

Она ударила каблуками, направляя лошадь от гребня холма к тому месту, откуда донесся крик, подбадривая животное возгласами, зная, что время против нее, и с каждой секундой, когда она не мчится к Джо, он ближе к вечному забвению.

«Джо сам рыл себе яму, и кто скажет, что он не должен туда упасть?» – спросила она себя.

«В эту яму попадет не только он, – ответила ей Герцогиня, внезапный голос в голове. – Иначе тебя здесь не было бы. Поэтому у тебя нет времени на кричащих женщин».

Грейс, не послушавшись, направила лошадь по узкой дорожке, ведущей с поля, за копытами стелилась снежная дымка.

Внезапно животное вскинулось, встало на дыбы, и Грейс взлетела в воздух. Сила тяжести – странно, но Грейс по-прежнему ожидала, что она работает, – поманила к земле. Мышечная память внесла свою поправку, убеждая, что из нее вышибло дух.

Она перекатилась несколько раз и остановилась у ног девушки. Точнее, раньше это было девушкой.

Лет пятнадцать, с копной ярко-зеленых волос, дрожащая и холодная, как лед, скорее ребенок, чем девушка на грани женской зрелости. Когда Грейс поднялась на ноги, она увидела безумие на детском лице. Точнее, на том, что осталось от лица; на месте левого глаза была огнестрельная рана. В правом Грейс заметила проблеск осознания.

– Ты меня видишь, – сказала Грейс.

Девушка стиснула руки, шагнула вперед и испустила первобытный вопль, словно пытаясь выкричать из себя все насилие и зло, которые когда-либо испытывала.

– Тебе очень больно, – сказала Грейс. – Я еще не видела такой боли на почвенной стороне.

Она протянула руку и стояла, не опуская ее, но и не заставляя принять. «Она почти потеет болью. Что случилось с этой девушкой? Почему она не смогла перейти?»

В глазах – в глазу – страх, но взгляд все же опускается на протянутую руку.

– Я могу помочь, милая, – сказала Грейс. – Я помогу тебе найти путь. – Она сняла шаль и накинула ее девушке на плечи. – Я не могу обратить время вспять и изменить случившееся. Хотела бы, но не могу. Зато я могу показать тебе путь в иное место. Это не рай, но и не ад. В Загоне есть покой; это трудно объяснить, но легко испытать. Я покажу тебе дорогу, и тогда ты сама увидишь, о чем я.

Крик девушки.

Она смотрит на руку Грейс, потом берет ее.

По Грейс прокатывается судорога; воспоминания девушки, их боль и ужас выставлены наружу.

Ноттингем.

Поездка в машине.

На пассажирском сиденье девчонка по имени Дейзи-Мэй.

За рулем Джо, ее сын.

Ферма.

«Господи, – подумала Грейс. – О господи».

– Мне жаль, – сказала она, притягивая девушку к себе, любой жест казался слишком мелким, слишком неадекватным. – Мне так жаль…

Грейс свистнула, и лошадь порысила к ним.

Взгляд девушки сразу затуманился покоем. Грейс взяла ее руку и положила на конскую гриву.

Девушка не улыбнулась, но и не закричала.

Грейс зашептала лошади в ухо, и та присела на задние ноги. Медленно и осторожно Грейс усадила девушку на спину лошади. Девушка захныкала; легкая паника в глазах, когда лошадь поднялась.

– Она отвезет тебя туда, куда тебе нужно попасть, – сказала Грейс, улыбаясь девушке. – Все будет правильно, настолько, насколько я смогу это исправить.

Она похлопала лошадь, и та тронулась рысью к кучке деревьев в пятидесяти ярдах оттуда.

«И если это обречет моего сына на ад, – подумала она, уходя прочь. – Что ж, значит, так и будет».

* * *

Загон трещал.

Чистилище рушилось.

Все было потеряно.

Герцогиня стояла и беззвучно произносила слова царившему повсюду хаосу.

Полудуши карабкались друг другу на плечи – сотни в ширину, тысячи в высоту, все они покрывали стены Загона и бились в стены самого существования. Тысячи собирались группами в тараны, раз за разом врезались в стены. Их усилия вознаграждались волосяными трещинами, а в небе кипели красная кровь и черная сажа.

«Такого не бывает, – думала Герцогиня. – Такого не может быть. Если они продолжат колотиться в стены, тогда…