было не чем иным, как фаллосом, причем лишь несколько десятилетий спустя он обрел знание о ритуальном фаллосе.

Необычные сны, погружающие в царство тьмы, различного рода видения, связанные с чем-то сверхъестественным, неудержимое любопытство к разглядыванию трупов, обнаружение в себе некой раздвоенности, как будто внутри находятся два человека (обыкновенный ребенок, ведущий себя подобно другим детям, или «личность номер один» и мудрый старец, взывающий к серьезному отношению к жизни и каким-то образом связанный с предками и духовными таинствами, или «личность номер два»), – все это заставляло задумываться маленького Юнга над такими вопросами, которые носили философский характер и ответ на которые не находили даже многие взрослые люди.

В возрасте от семи до девяти лет он предается метафизической игре и размышляет следующим образом: «Я сижу на камне, который находится подо мною». Но ведь и камень может иметь «я» и думать: «Я лежу на склоне, а кто-то сидит на мне». Тогда возникает вопрос: «Кто я? Тот, кто сидит на камне, или я – камень, на котором он сидит?». И маленький Юнг часами сидел на камне, завороженный разнообразными вопросами и загадками мира.

В десять лет он из измерительной линейки вырезает человечка, раскрашивает его черными чернилами и вместе с черноватым камнем кладет в пенал, который прячет на чердаке дома. Затем время от времени, особенно в моменты удрученного состояния или раздражения, он тайком пробирается на чердак, открывает пенал, смотрит на черного человечка и камень, а также прячет в пенале записки, написанные на изобретенном им языке, как будто совершает какой-то торжественный ритуал.

Осквернение кафедрального собора

В двенадцать лет в яркий солнечный день Юнг приходит в восторг от кафедрального собора и думает, что мир прекрасен, церковь превосходна, а создавший все это Бог восседает на золотом троне на небесах и…

Не додумав свою мысль до конца, мальчик вдруг чувствует удушье и в оцепенении не может ничего понять, как будто продолжение мысли способно привести к страшному греху – греху против Святого Духа.

Маленький Юнг знает, что подобный грех не может быть прощен: кто совершит его, тот будет проклят навсегда и попадет в ад. Поэтому, во избежание самого худшего, никогда не стоит думать больше о том, что он увидел.

Смятенное состояние пришедшего домой сына не ускользнуло от матери. Поначалу Юнг хотел признаться матери в подлинной причине своего состояния. Однако подобное признание предполагало доведение ранее оборвавшейся мысли до конца, что оказалось для него совершенно невозможным.

Несколько дней и ночей мальчик находится в смятенном состоянии, так как какая-то запретная мысль прорывается в его сознание, но он пытается отогнать ее прочь. Наконец, не в силах больше сопротивляться и покрывшись испариной от страха, Юнг приходит к мысли, что, несмотря ни на что, он должен начать думать над тем, что произошло с ним.

Но почему он должен думать, если сам того не хочет? Кто принуждает его к этому и кто навязывает ему свою волю?

Почувствовав необходимость в прояснении того, что с ним приключилось, как будто это кому-то нужно, мальчик начинает размышлять и, окинув взором длинный ряд своих предков, добирается до Адама и Евы.

«Они были безупречны, ведь Бог творит лишь совершенство, и все же они согрешили. Как стало возможно такое? Они не смогли бы сделать этого, если бы Бог не создал для них эту возможность. Очевидно, что Бог и змия сотворил им в искушение. Бог в своем всеведении устроил все так, чтобы первые родители согрешили. Итак, это Бог хотел, чтобы они согрешили».

Эта мысль вызвала у Юнга частичное облегчение, поскольку он понял, что все происходящее с ним осуществляется по воле Бога.

Но что же Бог хочет от него? Чего он добивается?

Должен ли Юнг думать дальше? Не испытывает ли Бог его перед искушением поступиться нравственностью и верой ради того, чтобы не оказаться проклятым?

Видимо, Бог хочет, чтобы он проявил храбрость и до конца досмотрел свое видение. И если Юнг это сделает, то Бог помилует и просветит его.

Мальчик решается на это и вновь видит перед собой кафедральный собор, голубое небо, сидящего высоко над миром на золотом троне Бога и кусок кала, падающий из-под трона на сверкающую крышу собора, пробивающий ее и разрушающий стены собора на куски.

Он начинает испытывать блаженство, поскольку вместо проклятия на него снисходит благодать. Подчинение неумолимой воле Бога открыло перед ним мудрость и доброту Творца.

Мальчик плачет от счастья, от снизошедшей на него благодати, так как он познал всемогущего Бога, стоящего над Библией и Церковью и заставляющего отказываться даже от священных традиций. Пришло понимание того, что Бог может быть чем-то ужасным, оскверняющим свой собор, но возлагающим ответственность на человека за то, что он должен размышлять над его деяниями.

Это была страшная тайна, которой мальчик ни с кем не мог поделиться и из-за которой он чувствовал себя одиноким, поскольку приобрел смутное знание о таких вещах, о которых никто не знал и не хотел знать.

«Вместе с мыслью о соборе у меня, наконец, появилось нечто реальное, составляющее часть моей великой тайны – так, будто я всегда говорил о камнях, падающих с неба, и теперь держу в руке один такой камень. Но на самом деле это был опыт, которого я стыдился. Словно я был отмечен чем-то постыдным, чем-то зловещим, и – в то же время это был знак отличия. Время от времени у меня возникало сильное искушение говорить об этом, не прямо, но каким-то образом намекнуть, дескать, со мной произошла интересная вещь… Я просто хотел выяснить, происходит ли что-либо подобное с другими людьми. Самому мне не удавалось заметить ничего похожего. В конце концов у меня появилось чувство, что я – не то отвержен, не то избран, не то проклят, не то благословлен».

Обморочный невроз

Однажды ранним летом, когда Юнгу было 12 лет, на соборной площади с ним произошло событие, в какой-то степени определившее его дальнейшую судьбу. После завершения уроков он поджидал одноклассника, с которым обычно возвращался домой из гимназии. Неожиданно другой школьник сбил Юнга с ног. Мальчик упал, ударился головой о тумбу и на мгновение потерял сознание.

В момент удара в его голове промелькнула мысль о том, что теперь ему не придется ходить в школу. Находясь наполовину в обмороке, он продолжал лежать, хотя, по его собственным воспоминаниям, в этом не было никакой необходимости и он мог бы встать и отомстить обидчику. Через