другу. Доверие Юнга к матери было подорвано, и он не рассказывал ей о своих скрытых мыслях.

Его дед по отцовской линии, Карл Густав Юнг (1794–1864), был врачом, профессором, а затем и ректором Базельского университета. Для своего внука он являлся весьма значимой фигурой.

Карл Густав Юнг (старший) был знаком с такими известными в то время мыслителями, как Ф. Шлейермахер и А. Гумбольдт. Его жизнь в юности была насыщена разнообразными событиями, связанными, в частности, с арестом прусскими властями за политическую деятельность и тринадцатимесячным пребыванием в берлинской тюрьме, с отречением от римской католической веры и принятием евангелического протестантства.

В молодости Юнг (старший) мог шокировать окружающих его людей своим экстравагантным поведением, когда, например, выходил на прогулку в парк не с породистой собакой, как это было принято в высшем обществе, а со свиньей на поводке.

В зрелом возрасте он не только способствовал реорганизации медицинского факультета Базельского университета, но и основал лечебницу для слабоумных детей.

Юнг младший с почтением относился к своему деду. Существовала семейная легенда, что его дед был внебрачным сыном немецкого поэта Гёте, что создавало ореол таинственности вокруг дедовской фигуры и не могло не импонировать Юнгу.

Кроме того, согласно регистрационной записи в архиве Базельской общины, первое имя швейцарского психиатра писалось как Karl, но он использовал старое написание Carl, соответствующее имени его деда.

Почтение Юнга младшего к своему деду по отцовской линии и память о нем проявлялись также в том, что на протяжении всей своей жизни он хранил альпеншток из рога серны, привезенный дедом из Понтрезины. Помимо этого, он пользовался табакеркой своего деда, в которой находился табак, используемый им при курении трубки.

Бабушка Юнга по отцовской линии София Юнг (1812–1855), урожденная Фрей, была дочерью бургомистра города Базель.

Предки по материнской линии также по-своему были интересны Юнгу, поскольку его бабка, Аугуста Прейсверк (1805–1865), урожденная Фабер, считалась прорицательницей и обладала экстрасенсорными способностями. Он полагал, что экстрасенсорные способности его матери передались ей именно от его бабки Аугусты Прейсверк.

Его дед по материнской линии, Самуил Прейсверк (1799–1871), был главой протестантской общины в Базеле, специалистом по ивриту (написал грамматику древнееврейского языка), профессором восточных языков в евангелическом институте в Женеве. Он слыл также человеком, разговаривавшим с духами усопших.

В кабинете Самуила Прейсверка стоял стул, специально предназначенный для духа его первой жены, с которым он разговаривал раз в неделю. По рассказам матери Юнга своему сыну, в детстве ей нередко приходилось стоять за спиной пишущего проповеди отца и отгонять духов, мешающих осуществлению его работы.

Переплетение столь разнообразных родословных корней сказалось на формировании духовного мира и профессиональных интересов Юнга.

Подобно своим предкам по отцовской и материнской линиям он, с одной стороны, выбрал профессию врача и проводил научные исследования, а с другой стороны – проявлял интерес к христианскому мистицизму спиритической теологии, древним культам, алхимии, миру духов, мифологии, западноевропейской и восточной философии.

Юнг не только интересовался своей родословной, но и стремился увековечить память о своих предках. В преклонном возрасте он вырезал имена предков на трех каменных плитах и поместил их во дворе построенной им Башни в Боллингене. Кроме того, Юнг расписал потолок геральдическими мотивами своей семьи.

«Вырезая имена на каменных плитах, я осознавал, что существует роковая связь между мной и моими предками. Я убежден, что завишу от них, от того, что они недорешили, от вопросов, на которые они не ответили. Мне часто казалось, что существует некая безличная карма, которая переходит от родителей к детям. И я всегда считал, что должен ответить на вопросы, которые были поставлены судьбой еще перед моими предками, что я должен по крайней мере продолжить то, что ими было не исполнено».

Черный человек

С раннего детства Юнг отличался особой восприимчивостью к тому, что позднее назвал «богами» бессознательного (архетипами). Не случайно посмертно опубликованная его работа «Воспоминания, сновидения, размышления»(1962), представляющая определенным образом обработанный и преподнесенный последовательницей К. Г. Юнга материал в качестве автобиографии, начинается примечательными словами: «Моя жизнь – это история самореализации бессознательного».

И действительно, начиная с самых ранних воспоминаний и кончая размышлениями в преклонном возрасте, большинство воспроизводимых швейцарским психиатром, психологом и культурологом сюжетов оказывается связанным с погружением в мир сновидений, фантазий, глубинных прозрений.

Первые, по его собственным словам, «осознанные травмы» имели место в возрасте трех-четырех лет. Одна из них была связана с увиденным им человеком, облаченным в длинную черную одежду и вызвавшим в нем смертельный ужас, как только у мальчика промелькнула мысль, что это иезуит. И хотя он не знал, что представляет собой иезуит, но видение черного человека и ранее подслушанный разговор между отцом и гостившим в доме священником о грязной деятельности иезуитов, вызвали у мальчика такую ассоциацию с чем-то опасным даже для его отца, что он убежал на чердак дома, спрятался там и долго не решался спуститься на первый этаж.

«Не знаю, сколько я там оставался, но должно быть долго, потому что, когда я отважился снова спуститься на первый этаж и осторожно высунул голову из окна, нигде не было и следа черного человека. Еще несколько дней адский страх пронизывал мои ноги и руки и удерживал меня дома. И даже когда я снова стал играть на дороге, лесистая вершина холма оставалась предметом моего бдительного беспокойства. Потом я, конечно, понял, что черный человек был безвредным католическим священником».

Другое травмирующее переживание было связано со сновидением, в котором мальчик увидел ведущие вниз каменные ступени, в страхе и неуверенности спустился по ним и обнаружил нечто такое, что заставило его испытать парализующий ужас. В прямоугольной палате с каменным сводчатым потолком на золотом троне возвышался похожий на дерево ствол из кожи и голого мяса с круглой головой и единственным, устремленным ввысь глазом.

«В комнате было довольно темно, хотя не было ни окон, ни какого-либо другого видимого источника света. От головы, однако, полукругом исходило яркое свечение. То, что стояло на троне, не двигалось, и все же у меня было чувство, что оно может в любой момент сползти с трона и, как червяк, поползти ко мне. Я был парализован ужасом. В этот момент я услышал снаружи, сверху, голос матери. Она воскликнула: «Ты только посмотри на него. Это же людоед!». Это лишь увеличило мой ужас, и я проснулся в испарине, напуганный до смерти».

Ужас, который маленький ребенок испытал во сне, преследовал его несколько дней. Это сновидение долгое время занимало Юнга, и значительно позже он понял, что странное видение