Словом, Мартинес де Ирала успел заложить «фундамент» новой колонии еще до прибытия, неожиданного и не вполне радостного для колонистов, весной 1542 года знаменитого путешественника Альвара Нуньеса Кабесы де Ваки, недавно назначенного adelantado той области, которую один историк назвал «великой речной страной» в самом сердце Южной Америки. Он преодолел расстояние от Асунсьона до Санта-Каталины на атлантическом побережье нынешней Бразилии за шесть месяцев. Кабеса де Вака, кстати, настаивал на том, что Санта-Каталина лежит далеко к западу от пограничной линии с португальской империей, которая, по его словам, проходила по реке Сантос.

Этот путешественник вошел в историю своим пятилетним походом 1530-х годов из Флориды в Сонору в Новой Испании. Новое, более «тропическое» путешествие, в котором его сопровождало множество спутников, оказалось несколько проще. Он покинул Санта-Каталину в октябре 1541 года и прибыл в Асунсьон, миновав по пути водопады Игуасу, в марте 1542-го. Полный отчет о его походе составил Педро Эрнандес, который, ранее сопровождая Педро де Мендосу, примкнул к отряду де Ваки‹‹434››. Кабесу де Ваку неоднократно укоряли за пренебрежительное, спесивое отношение к товарищам-испанцам, и при этом Эрнандес не упоминает ни о каких действиях с его стороны, способных разгневать язычников-гуарани‹‹435››. Де Вака и его люди наперебой рассказывали о чудесной красоте здешних мест и разнообразии природы.

Когда они появились в Асунсьоне, де Ваку и его спутников поначалу горячо приветствовали, тем более что жители новой колонии уже несколько лет не получали новостей из Испании. Но вскоре отношения между новоприбывшими и колонистами стали заметно ухудшаться. С обеих сторон сыпались обвинения в жестоком обращении с индейцами. Так, Мартинес де Ирала обвинил Кабесу де Ваку в издевательстве над туземцами, а тот, на самом деле успешно ладивший с североамериканскими индейцами во Флориде, отыскал много свидетельств того, что Мартинес проявлял жестокость к гуарани. Но истинной причиной вспыхнувшей неприязни были вовсе не гуарани, а непредсказуемое племя гуайкаро, чьи дерзости в немалой степени осложняли контакты между европейцами и местным населением.

Мартинес де Ирала не прекращал исследований. Вскоре после прибытия де Ваки он на четырех бригантинах отправился вверх по реке Парагвай, возможно желая подыскать местечко для собственного поместья. На него напал касик Аракане, который, угодив в плен, был казнен, и эта казнь ожесточила сердца других касиков, прежде всего Табаре и Конарамблане. Мартинес отважился на ряд вылазок на территорию чако в верховьях реки Парагвай. Еще одну разведку предпринял Кабеса де Вака в 1542 году. Из Асунсьона он двинулся вверх по реке с сотнями лошадей, 400 аркебузирами и 1200 лучниками-гуарани‹‹436››. Но эта экспедиция не принесла результатов, и нетерпеливый де Вака вернулся в Асунсьон, где внезапно узнал, что ему бросили вызов сразу несколько горожан: Франсиско де Мендоса, незаконнорожденный сын Педро де Мендосы; интриган Фелипе де Касерес, притворявшийся должностным лицом‹‹437››; новый королевский казначей Гарсия Венегас и, наконец, Хуан де Саласар де Эспиноса. Последний, рыцарь ордена Сантьяго[82], был человеком образованным, умеренным в привычках, храбрым и отличался острым умом. Начались столкновения, в ходе которых Кабесу де Ваку, потенциального аделантадо, схватили и заключили под стражу. В итоге аделантадо избрали Мартинеса де Иралу, несмотря на то, что сама процедура избрания придумывалась на скорую руку. Де Ваку поместили на бригантину, которая затем по реке Плате вышла в Атлантику и добралась до Испании. Его главные союзники, Хуан де Саласар и Педро де Эстропиньян, проделали с ним тот же путь.

Стычки между сторонниками Кабесы де Ваки и Мартинеса де Иралы длились несколько лет, пока наконец индейцы гуарани и агасе не подняли восстание с намерением вернуть себе все утраченные земли. Мартинес де Ирала встретил мятежников в джунглях Арекии, и испанцы без труда одолели противника. Победитель стал править в Асунсьоне как фактический аделантадо.

Одолеваемый мечтами о богатстве наподобие того, которое столь щедро сыпалось на конкистадоров в Перу, Мартинес де Ирала принялся опрашивать своих коллег-товарищей: готовы ли двинуться в долгое, чреватое опасностями путешествие в Перу, за реку Парагвай и через кишащую недругами территорию чако или предпочтут остаться в Асунсьоне, в относительном комфорте? Около половины друзей Мартинеса высказались за поход в Перу. Сам Мартинес согласился их возглавить и назначил Франсиско де Мендосу, незаконного сына Педро де Мендосы, временным губернатором Асунсьона.

Экспедиция направилась вверх по реке Парагвай, до Сан-Фернандо, где Мартинес оставил свои бригантины, приказав капитанам дожидаться его возвращения на протяжении чрезвычайно длительного времени, целых два года. Далее он двинулся на запад по совершенно неисследованной территории. Испанцы переправлялись через бурные реки, брели по безводным пустыням, сражались с надоедливой лихорадкой, жарой и враждебными индейцами. Ноги вязли в чавкающей глине, люди падали в ямы с водой, царапали кожу шипами ядовитых растений в джунглях, высматривали коварных рептилий и сторонились обезьян. В конечном счете они очутились там, где, по прикидкам их вожака, пролегала граница Перу. Прождав несколько недель, они получили сообщение из Лимы, которое требовало от Мартинеса де Иралы не двигаться дальше и не идти обратно. Ходили слухи, что исполнявший обязанности перуанского вице-короля Педро де ла Гаска даже приложил к письму взятку, чтобы Мартинес не вздумал идти дальше на запад.

Мартинес, по сути, являлся аделантадо Асунсьона лишь на словах, его статус не имел официального подтверждения. Поэтому он отправил в Лиму самого находчивого из своих спутников, Нуфло де Чавеса, эстремадурца из Санта-Круса-де-ла-Сьерра, городка около Касереса, когда-то принадлежавшего семейству Писарро. Чавесу следовало обсудить с вице-королем формальное признание Мартинеса де Иралы в качестве аделантадо. Он не добился успеха, но гонец, отправленный Гаской к Мартинесу с этим известием, был перехвачен индейцами, которых, в свою очередь, пленил Мартинес. Фактически, когда послание наконец дошло по адресу, оно оказалось весьма расплывчатым по содержанию, но этого было достаточно, чтобы убедить Мартинеса, что наиболее мудрым шагом будет возвращение в Асунсьон.

Это решение спутники-конкистадоры встретили язвительными насмешками: они-то рассчитывали в конце похода в Перу обрести славу и золото. Мартинес де Ирала сумел успокоить страсти и повел отряд обратно к Ла-Канделарии, где они нашли корабли, которые когда-то оставили на реке и которые до сих пор, как ни удивительно, дожидались их в укромной бухточке на реке Парагвай, хотя с момента расставания минуло восемнадцать месяцев. По возвращении в Асунсьон в 1549 году Мартинес и его люди обнаружили, что город охвачен подобием гражданской войны. Франсиско де Мендоса, исполнявший обязанности губернатора, уверял жителей, что Мартинес и его спутники погибли, поэтому теперь он законный аделантадо и может поселиться в доме Мартинеса на Пласа-де-Армас. Но Мендосу быстро оттеснил Диего де Абреу, ворчливый капитан из Севильи, который, как и многие конкистадоры, отплыл в Индии с Педро де Мендосой; он схватил Мендосу-младшего, велел того казнить и провозгласил себя правителем. Но вскоре стало известно, что Мартинес де Ирала не просто жив, а возвращается в Асунсьон. Какое-то время спустя Мартинес и вправду встал лагерем недалеко от города, и к нему тут же присоединилось большинство горожан-испанцев. В конце концов с Абреу осталось всего пятьдесят человек, в основном из числа близких друзей и родственников. Все они чуть погодя сбежали в близлежащий лес, даровав Мартинесу де Ирале бескровную победу, и аделантадо вновь занял собственный дом на Пласа-де-Армас.