– Типа? Ты хоть понимаешь, что он зэка играет? Горестная складка – это у губернатора, когда он из бюджета спиздить больше не может.

– Так и брали бы его на роль губернатора, – фыркнула гримерша. – Куда я его холеность засуну? Себе под мышку?

Вопрос был трудный, режиссер задумался. И Пете это очень не понравилось.

Еще меньше ему понравилось, когда режиссер начал звонить сценаристу и горячо ему что-то объяснять, показывая глазами на Петю. На следующий день в сценарий внесли коррективы. Вместо роли второго плана получился огрызок третьего или четвертного плана. Словом, роль съежилась до эпизода.

Дальше больше. Петр Козлов, уважаемый артист с пуленепробиваемым амплуа печального неудачника стал получать все меньше ролей. Но самое обидное, что прежде он особо не старался, просто выполнял указания режиссера – шагал по указанной траектории, смотрел в намеченную точку, говорил порученные ему слова – и видел, как режиссеры плавятся от счастья и жадно потирают руки в предвкушении будущих фестивальных побед или просто хороших кассовых сборов. А тут, что особо обидно, он начал стараться. Стараться изо всех сил. До зубовного скрежета. Он выдавливал из себя последние капли горестного страдания, придавал взгляду неимоверную глубину отчаяния, внедрял в голос стопроцентный пессимизм. А в ответ получал от режиссера скривившуюся физиономию и предложение сделать еще один дубль.

Однажды Петр не выдержал, подошел к такому скривившемуся режиссеру и спросил, в чем, собственно, дело. Что не так? По какому праву его гоняют, как мальчика? Доколе это будет продолжаться? И прочие вопросы, на которые имеют право только уважаемые артисты.

В ответ режиссер, не разглаживая недовольного лица, жестко пояснил:

– Туфта у тебя идет, любезный. Не умеешь ты играть, ни хера не умеешь.

Петр задохнулся от возмущения. Протолкнув в себя воздух, он просипел:

– Я не умею? Я? Артист, отмеченный критиками? Да у меня… награды…

– Играть ты не умеешь, – стоял на своем режиссер, – а награды у тебя за натуру были, за то, что природа на тебе щедро оттопталась. Награждали не мастерство, а природу. Ну это все равно, что награждать альбиноса за то, что он такой бесцветный. Или блондинку за то, что такого оттенка волос ни у кого больше нет. Понял?

– Нет, – обманул его Петр.

Но он все понял. Холодное и мрачное чувство предвосхитило то, что он сейчас услышит.

– Натура выдохлась. Вместо натуральной блондинки ты стал блондинкой крашеной. Альбиносом с карими очами, понял? Сдохла натура, а мастерства ты не наработал. Вот и мучаюсь с тобой. Все, – ударил режиссер Петю по плечу, – давай работать, еще дубль сделаем и закрываем эту лавочку, монтажом потом подтяну как-нибудь.

И режиссер пошел на свое привычное место. Разговаривать с Петей ему было неинтересно. Он списал его даже не в запас, а в утиль.

И не он один. Постепенно ролей у Петра Козлова не стало. А вместе с ними иссяк ручеек денег. Даже реклама закончилась – дочь руководителя канала наигралась в фею и решила податься в депутаты Государственной думы, поэтому ролики, где она била Петю волшебной палочкой, срочно изъяли из проката.

Вместе с деньгами ушли женщины. Даже гримерша Зоя, встречая его в коридорах «Мосфильма», смотрела на него взглядом, в котором читалось злорадство и отмщение.

Петя попытался вернуть утраченную невезучесть. Он, давя в себе спазмы страха, легкомысленно приближался к гопникам в темных переулках. Но те были либо обкуренными до состояния пассивности, либо переживали приступ миролюбия. «Повезло», – чуть не плакал Петя. Он подставлял свое одухотворенное лицо под кашель соседа в метро. Но домашний градусник дерзко констатировал 36,6. Петя даже ел просроченный йогурт, но никакого эффекта, кроме легкого слабительного, не почувствовал. Он стал хронически, непробиваемо везучим. Ему впору было играть в гусарскую рулетку, стреляясь из пистолета с одним патроном. Но пистолета у Пети не было. Да и зачем? И так все ясно. Невезенье отвернулось от него, капризно надув губки. «Фарш назад не проворачивается», – подвел итог своим экспериментам несчастный Петя.

Однажды он купил в уличном киоске лотерейный билет и выиграл 100 рублей. Петя побледнел.

– Везет же, – завистливо прошептал стоящий рядом мужик с пропитой рожей. Видимо, именно этой суммы ему не хватало для полного счастья.

– Рот закрой! – заорал на него Петя. – Помолчать нельзя? И без тебя тошно!

Петя рванул прочь, так и не отоварив выигрыш.

– Психованный какой-то, – поставил диагноз алкаш.

Будешь тут психованным. Кино, популярность, поклонницы составили коктейль, в котором растворился без остатка лох печальный. Многолетние старания мамы, которая без устали пестовала и лелеяла в сыне невезучесть, пошли прахом. И труд учителей, убедивших его в феноменальном невезении, тоже оказался напрасным. Теперь Петр Козлов был просто печальным, почти безработным актером, которого выперли из искусства. Таких тысячи, хоть пруд пруди, как крашеных блондинок. Куда ему податься со своей отвратительной везучестью?

Под грузом тяжких дум Петя шел по ночной Москве. Откуда-то сбоку послышалось, будто кто-то скулит. Звук был слабый, словно силы неведомого существа были на исходе. Кажется, скулеж шел из канализационного люка. Петя прислушался, для верности присев на корточки. Точно, звук шел откуда-то снизу. В осенней грязи Петя разглядел канализационный люк поодаль от пешеходных маршрутов. Крышка люка была сдвинута набекрень, и щель напоминала ухмылку начальника ЖЭКа.

– Эй, – зачем-то позвал Петя.

Как пишут в романах, «в ответ несчастное существо из последних сил радостно взвизгнуло». Но нет, ничего не произошло. Все оставалось по-прежнему. Скулеж был прерывистый и слабый, как будто для себя, а не на публику.

– Кто тут? – Петя подошел поближе и склонился над люком так низко, как позволяли мысли о новом пальто и грязном асфальте.

– Кто-кто? Конь в пальто! – раздалось сбоку.

Петя поднял глаза и различил в полумраке грузную женщину.

– Уже который час скулит, бедолага, – вздохнула она. – Я тут на первом этаже живу, так окно невозможно открыть, душу рвет. Видать, щенок свалился.

– Так надо вызвать кого-то! Есть же службы! Ну МЧС разные, – почему-то разгорячился Петя.

– Вызывали уже. И я звонила, и соседи.

– И что?

– А ничего. Сказали, чтоб котлету туда кинули, а они утром приедут.

Тут Петя заметил в руках женщины пакетик, от которого вкусно пахло чем-то мясным.

– Вот ведь сволочи, – буднично ругая власть, женщина начала разворачивать пакет. – В них бы этой котлетой кинуть.

Пока они кидали котлету и обсуждали, попали ли куда нужно и куда, собственно, нужно, к ним нетвердой походкой подошел нетрезвый ночной пешеход. Его привлек то ли запах котлеты, то ли компания, с которой можно пообщаться.