Одна из рыб, вооружённая расплющенным огромным носом, вильнула всем телом и ударила по стеклу. Оно затрещало. Толща воды выгибала его внутрь, как выдавленный глаз. Вита невольно попятилась назад, зацепилась ногой за валяющиеся на полу рыбацкие сети и упала, хватая их скрюченными пальцами. Стекло с оглушительным треском лопнуло. Вода хлынула внутрь. Когда она полилась девушке в горло, та… вскрикнула и проснулась.

И опять…

И снова…

И ещё раз…

Кошмары не отпускали, передавая волшебницу друг другу, как переходящий приз. Сначала она пугалась, потом устала, а затем начала подмечать общие для всех сновидений черты и попыталась собрать их, как кусочки мозаики. В каждом сне она видела Ники, которая что-то говорила неслышимым голосом, и в каждом сне трогала, сплетала верёвки, ленты, ручейки, собственные волосы, но никак не могла понять: чего хочет от неё архимагистр, и как с желанием Никорин связаны плетения? Тогда она заставила себя в сновидениях, вложенных друг в друга, как искусные шары, что вытачивали крейские умельцы из слоновой кости, концентрироваться только на Ники, пытаясь прочитать по её губам слова. Удалось! «Единый» – поняла она. И ещё – «поток». А затем – «опасно». И, в конце концов, «не проснёшься». Теперь она отмахивалась от снов, как от назойливых мух, в дремотной дымке сознания поворачивая и рассматривая эти понятия и соотнося их с увиденным в кошмарах. Ники чего-то хотела от неё… Опасного, нет, смертельно опасного! А то, чего хотела Ники, – хотело мироздание, это Вителья Таркан ан Денец уже уяснила!

В каменной могиле было темно и холодно, и никто не видел, как подёргиваются исхудавшие от бесконечного сна пальцы, будто сплетая прочную нить. Нить из прошлого в будущее…

* * *

Зима постепенно сдавала позиции. На пляже таял снег, отступал неохотно, оставляя мёрзлые торосы, но песок уже выполз из-под белого одеяла, и над ним с криками носились носатые чайки. Бруни шла вдоль воды, иногда отступая от особенно наглых волн, и с улыбкой прислушивалась к детскому гомону. Вывезенные на пикник приютские дети шума издавали больше, чем все чайки и волны вместе взятые.

– Куда? – услышала она строгий оклик. – Назад! Назад, я сказал!

Смешной толстолапый щен, заливисто тявкая, нападал на прибой. Снисходительно ухмыляясь, Веслав Гроден поднял его на руки и отнёс к одному из костров, разложенных подальше от воды, где в котелках пузырилась и одурительно пахла густая каша с мясом и маслом, подогревался кисель из ягод, а на вертелах жарились птичьи тушки. Праздновать было что – первым указом, подписанным Его Высочеством Брунгильдой, Военный университет становился куратором столичных детских приютов.

Матушка развернулась и направилась к кострам. Дирижировали оркестром герцогиня рю Воронн и… мастер Понси Понсил собственной персоной. Последний, правда, сидел в кресле-качалке, укутанный по самые уши в плед из узаморской шерсти, однако смотрел строго, командовал громко. Раскрасневшиеся на свежем воздухе поварята и поварихи и даже Старшая королевская булочница раскладывали еду по тарелкам, разливали кисель по кружкам и раздавали маленьким гостям. Среди приютских встречались разные дети – открытые и буки, недоверчивые и смешливые, но в это утро, на этом берегу у всех, как оборотней, так и людей, глаза горели одинаковым светом радости.

Щен утёк от строгого «воспитателя» и снова рванул к воде. Спустя мгновение крупный чёрный зверь догнал его, аккуратно прихватил за шкирку и встряхнул – бережно, но чувствительно.

– Отпусти дитё, изверг! – закричал от костра Дрюня. – Оторвёшь ему что-нибудь, а у нас запасных частей нетути!

Чёрный волк выплюнул щенка, носом подтолкнул в сторону суши и, выразительно вывалив красный язык, посмотрел на шута.

– Безобразие! – завопил тот. – Маменька, он дразнится!

Смеющаяся Ванилла сунула мужу в руки кружку с киселём и ломоть хлеба.

Чуть в стороне фрейлины играли с девочками в догонялки. Подхватив пышные юбки, носились не хуже воспитанниц, пища, периодически оступаясь и падая на мокрый песок. Курсанты старших курсов университета, одетые в мундиры разных цветов, героически спешили дамам на помощь.

Матушка смотрела на это, как выразился Дрюня, «безобразие», а в её душе вырастало какое-то чувство, пушистое и лёгкое, как облачко. Она всегда считала своим призванием кормить людей. Кормить сытно и вкусно, видеть на их лицах довольные улыбки, слышать радостный писк детей, учуявших десерт. И вот – она снова занимается любимым делом, нехитрым образом делая счастливее их всех: и людей, и оборотней… Человеку так мало нужно для счастья: знать, что с близкими всё хорошо, и найти своё место в мире!

Она встретилась глазами с Её Светлостью рю Воронн, и та, тепло улыбнувшись, кивнула ей. Назначенная статс-дамой двора принцессы Фирона оказалась настоящим сокровищем: была молчалива, но понимала Бруни с полуслова, всегда оказывалась в нужном месте в нужное время, а главное, давала ненавязчивые, но очень полезные советы насчёт светской жизни и общения.

– А вот и они! – послышался знакомый голос. – Вас слышно аж в Вишенроге!

Матушка развернулась в изумлении. К ней шёл Кай, широко улыбаясь. Кай, который утром, глянув на заваленный бумагами стол, только головой покачал, узнав о первом из череды запланированных пикников.

Лихай Торхаш, издали поклонившись принцессе, окидывал пляж взором прищуренных жёлтых глаз, привычно проверяя, всё ли в порядке.

– Родная, я сбежал! – признался его высочество Аркей, обнимая Бруни и зарываясь лицом в её волосы. – Хочу свежего воздуха и киселя!

– Ну совершенно не королевские желания! – засмеялась она, отвечая на его поцелуй.

– О нет, нет! – раздался женский крик.

Кричала её высочество Оридана. Раскрасневшаяся на воздухе, она казалась бы красивой, если бы не выражение ужаса на лице.

– Коля! Коля упал в воду!

В прибое, отчаянно визжа, кувыркался одетый в меховой жилет поросёнок финки. Набегающая волна грозила утащить его на глубину.

Сразу несколько оборотней и людей бросились к воде, однако толстолапый щен, улизнувший от наблюдения, оказался первым – смешно переваливаясь, забежал в воду, ухватил поросёнка за ухо и потащил на песок. Визгом Коли можно было сбивать в полёте птиц.

Полковник Торхаш подобрал обоих, расцепил, встряхнул и, передав рыдающей принцессе её любимца, поднял щенка на уровень глаз.

– Он не обращается, – пояснила Бруни, обнимая Оридану, – так мне сказал лечащий врач.

Сильные пальцы Красного Лихо пробежали по телу щенка. Тот оскалил зубы и зарычал. Торхаш усмехнулся и оскалился в ответ. Коричневый с белой кисточкой хвостик, задрожав, забился под брюшко, однако его хозяин сдаваться не собирался и громко залаял.

– У него лапы были переломаны… – сообщил полковник, передавая щена подошедшему Весю. – Кости срослись, но боли остались. Пока это так – он не чувствует себя в безопасности, потому остаётся псом.