бы одела Гарриет в желтое. Она плохая мать, потому что не сплела дочке корзинку вроде той, что дали куклам. Она плохая мать, потому что никогда не устраивала для Гарриет поиска пасхальных яиц. Пасха была одним из тех праздников, в который ее родители изо всех сил пытались быть американцами. Когда она училась в начальной школе, они съездили в Сент-Луис, на ней было розовое платье с рюшами. Мать заставила ее надеть белую соломенную шляпку, хотя в Китае белый считается траурным цветом.

Мимо них, сопя, проносится одна из кукол-четырехлеток. Эта кукла-мальчик не должна быть в секции для начинающих ходить. Он сбивает с ног несколько младших кукол. Их матери оттаскивают их в безопасное место. Мать мальчика бежит следом.

Фрида вскакивает на ноги и кричит:

— Стой!

Мальчик нацелился на корзинку Эммануэль. Хотя Эммануэль до этого момента не проявляла особого интереса к корзинке, но, увидев, что мальчик бежит к ней, она опережает его и берет корзинку в руки. Он тянет корзинку на себя. Она тянет на себя. Изо всех сил. Он одерживает верх. Эммануэль вскакивает на ноги и бросается за ним.

Мальчик поворачивается. Он поднимает руки. Фрида находится в двух шагах, когда мальчик бьет Эммануэль ладонью по верхней части щеки.

Фрида хватает Эммануэль. Она осматривает ее лицо, целует ей лоб. Не проходит и нескольких секунд, как на ее коже появляется синяк. И опять Эммануэль требуется какое-то время, чтобы осознать, что ей больно. Фрида чувствует синяк Эммануэль желудком. Она чувствует его переносицей. Чтобы сгладить физическую боль, она обнимает Эммануэль, это объятие подбадривания плюс пять поцелуев.

— Прости, детка. Я тебя люблю. Очень люблю. Ничего страшного. Ну-ну. Ну-ну.

Другая мать говорит сыну, чтобы тот извинился.

— Я думаю, мы должны попросить прощения у нашего друга, — говорит мать.

Она говорит робким тоном. Почтительным. Фрида не понимает, почему эта женщина не кричит на него. Таких детей нужно ставить на место.

Она подносит Эммануэль к мальчику и хватает его за запястье.

— Посмотри, что ты сделал! Посмотри на ее лицо. Ты видишь этот синяк. Кто, по-твоему, его поставил? Извинись перед моей дочерью немедленно!

* * *

В разговорном кружке тем вечером Фрида насчитывает пятьдесят три женщины. Восемнадцать попали сюда по итогам поиска пасхальных яиц, среди них Тамара, белая мать с кислым лицом, это ее четырехлетний мальчик ударил Эммануэль.

Охранники раздают чашки горького, едва теплого кофе. Признания продолжаются до позднего вечера. Школа забрасывает более широкую сеть. Вред не обязательно должен быть намеренным или злостным. «Несчастные случаи можно предотвратить при внимательном надзоре за ребенком», — говорит миз Гибсон.

Некоторые матери стали ветеранами разговорного кружка, они попадают сюда как минимум раз в неделю. Миз Гибсон позволяет ветеранам вкратце описать свое последнее прегрешение. Теперь здесь каждый вечер находится по три охранника, два для поддержания порядка, один — для защиты миз Гибсон. На прошлой неделе на нее бросилась одна из матерей, дело зашло так далеко, что она ухватила миз Гибсон за горло. Эту мать исключили, ее имя внесли в базу данных.

Другая мать позволила кукле называть ее по имени вместо обращения «мама». Кто-то грубо разговаривал по телефону с опекунами своих детей в воскресенье. Кто-то плакал за едой. Двух матерей поймали на поцелуе за теннисным кортом. Один из охранников услышал, что они собираются убежать вместе.

Все выпрямляются на своих стульях. Это первая пойманная пара. Одну из беглянок зовут Маргарет, это худая как жердь латиноамериканка с испуганными глазами, которая, кажется, выщипала большую часть своей левой брови. Ее изначальное прегрешение состоит в том, что она оставила своего трехлетнего сына ждать в машине и ушла на собеседование к потенциальному нанимателю.

Ее возлюбленную зовут Алисия, это одна из стройных, красивых, смешливых молодых чернокожих матерей, с которыми Фрида познакомилась в первый день. Кажется, она успела подружиться с Лукрецией за тот месяц, который та провела здесь до своего изгнания. Алисия срезала дреды. Она так похудела, что Фрида едва ее узнала. К ней пришел представитель Службы защиты детей, когда ее пятилетний ребенок неподобающе вел себя в школе. Учительница отправила девочку к директору. Директор попросил Алисию прийти за ней.

— Всего на десять минут задержалась, — говорит Алисия. — Сказали, будто от меня пахнет алкоголем. Я тогда работала официанткой, пришла в рабочей одежде. Кто-то пролил на меня пиво. Они мне не поверили, когда я сказала, что не пью.

Миз Гибсон напоминает Алисии, что та должна брать на себя ответственность.

— Но…

— И никаких извинений.

— Я виновата, — говорит Алисия, сжав зубы. — Я эгоистка. Я опасна для ребенка.

Алисия и Маргарет краснеют так, что можно подумать, будто у них внутри пожар. Маргарет садится себе на руки. Алисия дергает себя за рукава.

Фрида помнит, как она вернулась как-то утром домой от бойфренда, ей тогда было семнадцать. Родители ждали ее, не спали. Они с парнем смотрели телевизор и уснули. Родители не поверили ей. Она помнит, как посмотрела на нее мать. Отец несколько дней не разговаривал с ней.

Миз Гибсон просит Маргарет и Алисию рассказать об уровне их сексуальных контактов. Им приходится отвечать на вопросы о ласках, петтинге, проникновении пальцами, оральном сексе, о том, доводили ли они друг друга до оргазма.

Матери отводят глаза. Все знают, что школа считает лесбиянство несовместимым с материнством.

Алисия начинает кричать:

— Мы немного целовались. И все. Ничего больше. Никому не принесли вреда. Я теперь даже говорить с ней не буду. Пожалуйста! Пожалуйста, не заносите это в мое досье.

— Я ценю вашу откровенность, — говорит миз Гибсон. — Но вот чего я не могу понять: почему вы свои эгоистичные желания поставили впереди материнства?

Одиночество есть форма эгоизма. Мать, которая пребывает в гармонии со своим ребенком, которая понимает свое место в жизни ребенка и свою роль в обществе, никогда не бывает одинокой. Посредством заботы о ребенке она восполняет все свои потребности.

Какие проблемы можно решить бегством?

— Вы так или иначе собираетесь забрать у меня ребенка, — говорит Маргарет. — Почему вы не признаете этого, а делаете вид, будто у нас есть шанс? Приемные родители моего ребенка хотят усыновить его. Они этого не признают, но я знаю, что хотят. Они уже ищут садик. Вам бы это понравилось, да? Вы хотите, чтобы мы не прошли аттестацию, чтобы вы могли забрать наших детей.

Слезы Фриды попали на ободок ее чашки. Поцелуи ее больше не интересуют. Она думает о колокольне, размышляет, как быстро смогла бы она подняться по ступенькам, скользкая ли черепичная крыша, каково будет ощущение пешеходной дорожки