– Да ты бы хоть умылась сперва.

– Успею…

Вытираясь жестким полотенцем, Дмитрий вдруг строго сказал:

– Стелла!

– А?

Она подняла растрепанную голову и смешно, растерянно посмотрела на него – видно было, что мысли ее далеко и что она плохо понимает то, что делается вокруг. Руки ее были засунуты в чемодан, сама она, босая, в одной нижней рубашке, стояла на коленях на холодном цементном полу и так была комична, что Дмитрий чуть не расхохотался. Но – сдержался и, стараясь придать строгость голосу, сказал:

– Вот что, Стелла: у тебя есть моя фотография, ты ее украла у Федора. Сейчас же верни мне ее. Ты должна понимать, что наше положение таково…

Как ни горько было Стелле расставаться с фотографией Дмитрия, она все-таки немедленно подчинилась и отдала ему снимок. Дмитрий порвал его на мелкие клочки и бросил в таз. Вышел на двор и вылил помои в яму.

Фотография натолкнула Стеллу на воспоминания, и, когда Дмитрий вернулся, она вдруг выпалила:

– Да! Забыла тебе сказать! На пароходе я познакомилась с одними…

– Я же просил тебя ни с кем не знакомиться… – перебил ее Дмитрий с досадой.

Стелла спохватилась и умолкла.

– Ну, уж договаривай, раз начала, – примирительно улыбнулся он.

Стелла хотела было рассказать про встречу с Денисом и Ольгой и о том, как ее поразило сходство Ольги с Дмитрием, но почему-то не рассказала и на ходу выдумала:

– Так… ничего особенного… Ехали одни очень смешные грузины. Все пели по-грузински. Угостили меня вином. Я выпила один стакан, но тут вспомнила твой наказ и ушла…

– Только-то и всего? – хитро прищурился Дмитрий. – Ой, врешь, Стрелка! Вижу, что врешь!

– Честное слово! Чего мне врать?..

– Одевайся же, Стелла… Так как же это Гриша корзинку-то утопил? – спросил Дмитрий, откровенно смеясь.

– Да ведь у него ничего толком не узнаешь! Бормочет что-то про какого-то отца Сергея, пугается…

– Про какого Сергея?

– А я откуда знаю? – возмущенно ответила Стелла.

– Он тебе понравился?

– Ах, он такой забавный! – оживилась она. – И так он встретил меня хорошо. Сперва, правда, испугался – убежал. Потом опять прибежал… А под конец я его немножечко поцарапала.

– Как так?

– А вот за корзинку. Но – не очень сильно… Слушай, Митя, на чердаке у Катерины я спрятала сто рублей, давно еще, как приехала, на черный день. Надо бы за ними съездить.

– Деньги у меня есть. А в Баку еще раздобудем. Бог с ними, с твоими деньгами.

Стелла вскочила, обхватила его крепкую красную шею и повисла на ней, задрав ноги.

– Митя, родной мой, Митя! Если б ты знал, как я люблю тебя! Как мне хорошо! Так хорошо, словно я заново родилась…

Она задыхалась и все крепче и горячее целовала его.

На вокзале они прошли прямо в зал ожидания, где лежали на полу и на скамейках третьеклассники. Народу было много. Сизым туманом плавал махорочный дым. Плакали грудные дети, у грязной буфетной стойки мужчины пили пиво и галдели.

Дмитрий со Стеллой расположились в самом дальнем углу зала. Рядом с ними какие-то бородатые колхозники играли в карты, звонко шлепая ими по кафельному полу. Они были так увлечены игрой, что ни разу не взглянули на новых пассажиров.

Стелла присела на чемодан, счастливо оглядываясь по сторонам и поправляя волосы, выбившиеся из-под легкой шелковой косынки. Дмитрий пошел к кассе за билетами, захватив свой чемоданчик, – он всегда все необходимое носил при себе. Очередь у кассы была длинная, и вернулся Дмитрий только через полчаса. Стелла мирно спала, положив голову и руки на чемодан. Сидела она на полу, на разостланном плаще.

Дмитрий присел на корточки и заглянул ей в лицо. Губы Стеллы были полураскрыты, широкие брови слегка нахмурены, и все лицо было озарено тем тихим и ясным внутренним светом, каким часто бывают озарены лица спящих детей. И Дмитрий подумал о том, что счастье этого большого и славного ребенка всецело теперь в его руках – ведь ей так немного надо, чтобы быть совершенно счастливой.

Он вздохнул, выпрямился и взглянул на вокзальные часы. До отхода поезда оставалось еще два с половиной часа. Еще по дороге на вокзал Дмитрий приметил небольшой базар и, подумав о том, что свободного времени впереди еще много, решил сходить пока что на базар и купить на дорогу чего-либо съестного. Ему было жаль будить Стеллу. Он откинул ей со щеки локон, взглянул на нее еще раз, грустно улыбнулся и пошел на базар.

Когда он вернулся назад, то первое, что ему бросилось в глаза – необыкновенное оживление в зале ожидания. Пассажиры говорили все сразу, перебивая друг друга и о чем-то горячо споря. Все казались необыкновенно взволнованными. Предчувствуя недоброе, Дмитрий бросился в угол, где он оставил Стеллу.

Стеллы не было. Лишь на полу, затоптанная грязными сапогами, валялась шелковая косынка. Колхозники, те самые, что играли в карты, рассказывали двум женщинам о происшествии. Из их рассказа Дмитрий понял, что в его отсутствие вокзал был оцеплен и у всех пассажиров поголовно были проверены документы. Человек восемь-десять были арестованы, и среди них – Стелла.

Дмитрий поднял косынку, вышел из здания вокзала и присел на каменные ступеньки широкой лестницы. Что-то невыносимо больно сдавило ему грудь. Черный туман застилал глаза.

И он обеими руками рванул на груди гимнастерку, чтобы легче было дышать…

I

Над Москвой, высоко в темном небе жарко горят усыпанные уральскими самоцветами пятиконечные звезды на Кремлевских башнях. Как язык мятущегося пламени, развевается освещенное прожекторами красное знамя. Мягко, необыкновенно красиво бьют Кремлевские куранты полночь. Секунда тишины – и мощно, по всей необъятной стране, во всех городах, в медвежьих углах, в горах, на морях и на реках, раздаются из репродукторов торжественные звуки гимна.

По Красной площади мчатся, взмахивая лучами фар, автомобили. Несмотря на поздний час, текут, гудят людские толпы на Моховой, на Театральной площади, на Петровке. У станций метрополитена, прежде чем юркнуть под землю, москвичи покупают последние номера «Вечерней Москвы». Большой город в этот час еще живет полной, кипучей жизнью.

В Переделкине уже тихо. Только окна освещенных дач говорят о том, что хозяева не спят. Окружные убогие деревеньки смутно чернеют в октябрьской ночи, там – ни огонька, ни звука.

Ольга поднялась по лестнице, мягко ступая теплыми домашними туфлями, и вошла в кабинет Дениса. Он сидел к ней спиной, за письменным столом, низко склонив голову.

– Ты бы спать ложился…