— Жили не тужили, — ухмыльнулся муж. — А ты где была?

— Сначала в Швейцарии, а потом в Питере.

— А теперь решила вернуться домой?

— Не решила, Леш. Да ты и сам знаешь. Я приехала с Леной поговорить.

— Поздравляю, она сказала, что жить будет с тобой.

— Ты же понимаешь, что так естественнее. Ребенок должен жить с матерью. Тем более девочка.

— Ребенок должен жить с родителями.

— Это в идеале.

— Что тебе мешает воплотить идеал? Жили же мы вместе до этого.

— Ну, Леш, как мы жили? Я так уже теперь не смогу.

— После того как съездила в Швейцарию и покаталась на джипе?

— Кстати, неплохой способ передвижения.

— Лиз, я серьезно.

— И я серьезно. У тебя все эти годы, наверное, была женщина. Может, не одна, а разные… но, так или иначе, развод — это твой выбор!

Он не спеша дожевал бутерброд, взглянул на часы.

— Торопишься?

— Мне надо собраться… А насчет женщин я тебе скажу: женщины точно были, но зачем шило на мыло менять?

— Ты о чем?

— Это все старая песня! Каждый раз я был уверен, что встретил наконец-то то, что искал. Но ежедневное общение с избранницей убеждало как раз в противоположном. Ничего такого я не искал, да и какой нормальный человек захочет такого?!

— И отсюда следует, что нам с тобой не нужно разводиться?

— Именно отсюда-то и следует! Мы худо-бедно прожили вместе пятнадцать лет, нажили дом, вырастили дочь, а самое главное — не принесли и не принесем друг другу никаких неприятных сюрпризов и разочарований.

— Типа лучшие новости — отсутствие новостей?

— Типа.

Я вспоминаю о лучезарных картинах будущего, которые мы вчера рисовали, сидя в гостиной. Неужели когда-нибудь я почувствую, что сменяла шило на мыло? Да и подойдет ли мне Лешкин опыт? Живя со мной, он, оказывается, кого-то искал, выбирал, влюблялся и разочаровывался, а я просто случайно села в Сашину машину и встретила своего человека. Мне легко было рассказать ему о своих бедах, и он не просто выслушал. Он меня спас, рискуя собственной жизнью.

У каждого на земле свой путь, свой опыт и поэтому свои теории. Скажу ради справедливости: Лешке о том несчастье, которое случилось со мной, я не хотела рассказывать. Я не верила, что он мне поможет. Не сможет или не захочет — неизвестно. Я вообще об этом не думала. Я просто от него ничего не ждала. И менее всего ждала жертвы.

Вот такой у меня был опыт. И значит, разговор о мыле и шиле — пустой звук. Но я не собиралась обсуждать это с мужем. Вдруг он решит, что я упрекаю его? И в свою очередь обвинит меня в том, что из истории с Карташовым я сделала глупую тайну и таким образом сама все испортила. Превратит нашу беседу в отвратительную разборку. Этого только недоставало!

Наверное, все дело в том, что на момент той жуткой истории наша семейная жизнь уже дала трещину, но мы увлеклись зарабатыванием денег на квартиру и ничего вокруг не замечали. И окажись мы тогда внимательнее, семью еще можно было бы спасти. Но молодость беспечна, а нам достались такие трудные годы! Надо было работать и выживать.

— Давай я помогу тебе собраться.

— Помоги.

В последнее время я только тем и занималась, что собирала вещи. Костюм, рубашки, джинсы, белье.

— По-моему, Леш, тебе не понадобятся два одинаковых свитера. Тем более таких теплых.

— Ты думаешь? Тогда вытащи серый.

— И еще надо захватить зонт. Вдруг там начнутся дожди? Едешь почти на месяц… Смотри, куда я его положила. Все, можешь застегивать свой саквояж!

— Спасибо. — Лешка улыбнулся. — Ты ведь знаешь, как я это все не люблю.

— Да не за что.

— Ты сейчас куда?

— К Лене в школу. Давно мы с ней не виделись.

— А хочешь, я тебя отвезу?

— Не надо. До школы идти пять минут.

— Давай я тебя отвезу и с Ленкой заодно попрощаюсь.

— Поехали, если хочешь. Только давай быстрее, а то мы с ней разминемся.

…Со школьного крыльца со смехом и криками сбегали старшеклассники. Ленка появилась одной из последних, в расстегнутой коралловой куртке, со свободно падающими на лоб красивыми светло-русыми волосами. Рядом — неизменные подружки, Настя и Мила. Мы вышли из машины и зашагали навстречу дочери.

— Смотри. — Первой заметила нас невысокая бойкая Людмила. — Родаки твои!

Ленка замерла, пораженная. И когда удивление немного отступило, тихо поинтересовалась:

— Вы что, теперь решили не разводиться?

Не успел я доехать до работы, как Гришка позвонил опять:

— Сань, ну чего делать? Сейчас какие-то звонили. Я: алё — они трубку бросили… Я стремаюсь из хаты выйти. Клинская пропала: сотовый — недоступен, по домашнему не подходит!..

— Ты наследство-то получил?

— Что я — совсем дурак?!

И Гришка стал зачитывать завещание тети Марины — я чуть не влетел в тормозящий впереди «опель».

— …часы яшмовые в золоте с бриллиантами лондонской работы — середина XVIII века, букет из драгоценных камней — саксонская работа XVIII века, золотое ожерелье и золотой браслет греческой работы, Сань, начала IV века до нашей эры! — отчаянно палил Гришка. — Ларец для драгоценностей нюрнбергской работы XVI века! Сань, ведь мочканут!

— Ну подожди, Гринь. Твой двойник даст показания…

— Ой! — мандражировал Гришка. — Да они меня к тому времени давно замочат!..

На работе все было тихо. Губанов уехал за новым заказом. Но по мобильному теперь уже непрерывно трезвонил Гришка.

— Между прочим, — чуть не плача закончил он, — и Лизу они в покое не оставят. Она ведь — свидетель. Всех покоцают!..

К обеду Губанов не вернулся. Под настырный Гришкин трезвон я пытался сосредоточиться. Когда трезвон оборвался, я снял трубку и позвонил в «Обелиск».

— Иннокентий Константинович, это Аретов, художник из «Мебели». Мне нужно подъехать к вам.

— А, помню-помню вас, молодой человек. Конечно, приезжайте. Интерьер у нас оформляется полным ходом. Мы пока всем довольны, — ответил Иннокентий, полагая, что я еду смотреть интерьер.

Войдя в гостиную «Обелиска», я лишний раз подивился талантливости нашего Прохорыча с ребятами. Большой стол с шестью стульями — посреди комнаты, диван, кресло и чайный столик тоже уже стояли на своих местах.

Мы с Иннокентием были одни. Он улыбался, наблюдая, как я разглядываю обстановку. На стене я увидел Лизину парсуну.

— Иннокентий Константинович, я хотел с вами поговорить про Гришку, — начал я.