Инженеры-химики привыкли оценивать стабильность поэтапно. Они делили процесс на несколько этапов, а затем проверяли, как данный этап реагирует на небольшие изменения в предыдущем. И так они проходили по всей цепочке, с первого этапа и до последнего, внося изменения по мере необходимости. Но они никогда не имели дело с заводом, в котором количество этапов исчислялось тысячами, а изменения на каждом из них очень малы. При таких условиях Руди предложил рассматривать процесс как непрерывный и описал его в виде дифференциального уравнения. Это уравнение легко решалось, нужно было лишь подставить в него один коэффициент, измеренный опытным путем. Когда Руди объяснил инженерам-химикам свой метод, они покачали головами и сказали: «Нет, это для нас не подходит. Мы будем работать по-старому. Нарисуем на кульмане первый шаг, второй, третий и т. д. и пройдемся по всей цепочке, шаг за шагом. У нас много девушек-расчетчиц, они все просчитают».

Через пару дней они снова пришли к Руди и спросили: «Что вы там говорили про дифференциальное уравнение?» Впоследствии, когда завод был построен, тот же самый диалог повторился с инженерами корпорации «Карбид энд карбон кемикал», которая отвечала за эксплуатацию завода.

Руди погрустнел:

– Все мои друзья работают в Лос-Аламосе, отдавая работе душу и сердце. Они работают на победу. А я? Здесь, в Нью-Йорке, мне больше делать нечего…

– Руди, напиши все это в Лондон и генералу Гровсу. Они же разумные люди.

К тому времени наша финансовая ситуация быстро приближалась к катастрофической. В конце концов мы решились на переезд в пригород, нашли дом в Нью-Рошели, который сдавался в аренду помесячно, и заказали мебель. И тут боги услышали Руди. Пришло весьма теплое письмо от Гровса.

Мне осталось объяснить, что такое Меса. Горы в Аризоне и Нью-Мексико состоят из мягких пород бордово-красного цвета. Дожди размывают их, русла рек постепенно опускаются в глубокие каньоны (бывают до километра и глубже), сильный ветер срезает вершин гор, будто сказочный великан гигантскими ножницами, выполаживает их, превращая в плоские «столики». Вот эти столики, площади которых достигают десятков квадратных километров, местные жители и называют месами – столами по-испански.

Переезд в Нью-Рошель был отменен, а переезд в Нью-Мексико решил все наши финансовые проблемы. Поскольку мы перебирались в неосвоенную местность, Руди причитались большие дополнительные выплаты, а жизнь там была несравненно дешевле, чем в Нью-Йорке.

В мае 1944 года, за две-три недели до нашего отъезда в Лос-Аламос, нас навестил Георг Плачек. Он приехал из Монреаля, и не один, а с женой. Вот уж сюрприз! Впрочем, его жену Эльс мы хорошо знали. Раньше она была женой фон Халбана. Плачек поведал нам свою любовную историю. Оказывается, он впервые увидел Эльс на конференции в Париже в 1937 году. Она его мгновенно очаровала. С первого взгляда и первого слова. Разумеется, пока она была женой его друга и коллеги Ганса фон Халбана, Плачек старался избегать ее. Весной 1938 года он перебрался в Париж и полгода работал вместе с Жолио-Кюри и фон Халбаном. За эти шесть месяцев они мельком виделись раз или два. После ее развода с Гансом в Монреале романтическое пламя разгорелось в полную силу, и вскоре они поженились. Так Эльс фон Халбан превратилась в Эльс Плачек. Изумительно красивая пара. Оба высокие, стройные и улыбчивые. Помимо всего прочего, их сближало знание многих иностранных языков. Эльс говорила на всех основных европейских языках. Плачек мог выучить новый язык за несколько месяцев. В 1934-м он провел около года в Палестине и к концу своего пребывания там уже читал лекции в Еврейском университете в Иерусалиме на иврите. В Харькове дворовые дети дразнили его: «Плачек, Плачек, дай калачик!» На что он отвечал по-русски: «Калачика у меня нет, но вот…» И тут же доставал из кармана яблоко или пару леденцов. Чтобы не забыть итальянский, он иногда читал своей возлюбленной Петрарку в оригинале.

Побывал у нас и Нильс Бор, проездом в Лос-Аламос. Лесли Гровс не разрешил ему лететь самолетом из соображений безопасности. Кроме того, ему выдали новые документы на имя Николаса Бейкера и велели сообщить об этом всем его знакомым. Никто не должен был называть его вслух Нильсом Бором. Бор встретил Плачека на улице:

– Я сейчас бегу в датское посольство, уже опаздываю. Хочу поговорить с вами, Плачек. Позвоните мне в посольство, и мы договоримся, когда сможем встретиться позже.

Плачек вернулся в отель, набрал номер и попросил к телефону господина Бейкера. Секретарь на другом конце провода ответил: «У нас нет никакого господина Бейкера».

– Но я точно знаю, что у него встреча с консулом!

– Вы ошибаетесь, господин Плачек. Консул беседует с профессором Бором.

– Ааа… Ну конечно, у вас в посольстве Бейкер и есть Бор.

– Уверяю вас, что Бор есть Бор, а не Бейкер.

– Ну хорошо, не могли бы вы передать трубку профессору Бору?

И еще одна история на эту тему. Впрочем, возможно, что это легенда, но я ее много раз слышала в разных компаниях в Лос-Аламосе.

Однажды утром Эльс встретила Бора в гостиничном лифте в Нью-Йорке. Она улыбнулась Бору и сказала: «Доброе утро, профессор Бор. Не знаю, помните ли вы меня». – «Я не Бор, я Николас Бейкер, но я отлично помню вас, госпожа фон Халбан». – «Нет, я – госпожа Плачек».

– Рони, Габи, угомонитесь уже, давно пора спать. Смотрите, папа уже уснул.

Тук-тук-тук… Мерно стучат колеса на стыках рельс. Наконец-то в купе стало тихо. Мне не спится. Разрозненные сцены из последних лет – Бирмингем, Атлантический океан, Нью-Йорк, Руди в бомбардировщике, дети в Торонто – все это мелькало, как в калейдоскопе. Хотя напряжение последних дней отчасти спало, я нервничала, но не хотела никому это показывать. Мы едем в неизвестность. Что ждет нас в Нью-Мексико?

В «Памятке о прибытии», которую нам выдали перед отъездом, были указаны только железнодорожная станция Лами близ Санта-Фе и число, когда нам следовало туда прибыть. «Вас там встретят. По дороге вы не должны упоминать вашу профессию. Отныне вы просто господин и госпожа Пайерлс, едете с детьми в отпуск».

В справочнике я прочла: «Железнодорожная станция Лами, в 18 милях от города Санта-Фе, была построена в 1909 году, в испано-мексиканском стиле. Названа в честь первого архиепископа Санта-Фе Жана-Баптиста Лами. Роман Уиллы Кэсер “Смерть приходит за архиепископом” навеян его образом».

Попасть туда на поезде было непросто: сначала надо доехать до Чикаго, а оттуда на калифорнийском экспрессе, курсирующем между Чикаго и Лос-Анджелесом. Слово «экспресс» в названии выглядело издевкой. Даже до войны он часто выбивался из расписания, а сейчас и вовсе тащился как черепаха, останавливаясь на каждом полустанке, чтобы пропустить военные эшелоны. Руди хотел лететь самолетом через Альбукерке, но генерал Гровс категорически запретил ему воздушное путешествие, как, впрочем, и всем остальным ведущим сотрудникам проекта, опасаясь несчастных случаев. Нильс Бор ехал на этом же поезде за несколько месяцев до нас, причем, в отличие от нас, его сопровождала охрана. Из предосторожности они сошли с поезда, не доезжая до Лами, на предыдущей станции. «Какое счастье, что мы едем сами по себе», – обрадовался Руди.