Глеб заерзал, пытаясь то ли подняться, то ли устроиться поудобнее и я подумал, что можно его и развязать. Кажется, наставник достаточно набегался. Хотел бы убить, сразу же пришиб, ещё у домика. Но лучше обождать.

— Того, — ухмыльнулся я тому, что знаю то, чего не знает он. — Меч у неё такой, что будь она мужиком, посочувствовал бы горю. Уж что эта девица компенсирует… Микроскопическую любовь папеньки, похоже.

— Меч? У княжны меч? Ты сам видел? — не отставал ошарашенный монах.

Да что он привязался, ну меч и меч. У всех свои недостатки. Уж не знаю, почему именно такое оружие призывается, может магия что-то находит глубоко внутри. Никогда не думал, что хочу подсознательно всех косить, но мы себя вообще плохо знаем, пока не попадем в непростую ситуацию.

— Меч, меч, — повторял я, будто утешая его, и развел руками. — Вот такенный. А уж машет девчонка им огого. Получше адептов, это точно.

— Ну надо же… — призадумался наставник.

Мне, безусловно, было очень интересно, что так удивило монаха. Защитницы были редкостью, но не невероятным событием. А уж меч в качестве призванного оружия так и вовсе встречался больше, чем в половине случаев пробуждения.

Но сейчас меня волновало только то, что делать с этим настойчивым служителем. Тоже сдавать под присмотр королю не вариант. Наверняка договорятся. Если с дурным княжичем я был уверен, что тот скорее себе язык откусит, чем найдет общий язык с Артуром, то наставник сам был подопечным последнего.

Значит, нужно было как-то приходить к взаимопониманию.

— Глеб…

— Тебе хана, Илья, — пришел таки в себя монах и разозлился. — Сдавайся по хорошему. Натворил дел, ещё и на служителя напал.

— Я? — от удивления я даже пошатнулся. — Это ты на меня напал вообще-то. Ни привет, ни как дела, сразу хрясь цепочкой своей. Некультурно это.

— Прекращай ерничать, — поморщился мужик. — Сдавайся. В обители тебе помогут. Есть эликсиры…

— Э, стоп, — перебил я и поднял руку. — Хватит с меня эликсиров, отваров, окуриваний и прочего. Мне бы старую добрую выпивку и поспать в своей постели. Там, гляди, и подобрел бы.

— Угу, конечно, — хмуро буркнул монах. — И с княжной под боком, да? Говорил я с твоей подружкой. Не сказал бы я, что она верит и ждет тебя. Ты вообще как с ней умудрился связаться?

— Чего? Какая подружка ещё?

— А кто? Или вы там по ночам обсуждаете средневековую поэзию? То-то же, — Глеб довольно усмехнулся на мою виноватую рожу. — Или ты думал, что я не пройдусь по всей твоей жизни после того, что ты натворил?

— А что я натворил, кстати? — уточнил я, понятия не имея, что вообще знают в обители.

— Головой ушибся? — с саркастичной заботой спросил он. — Это, конечно, может повлиять на приговор, но я бы на твоем месте не косил под блаженного. Хотя тебя им и считают. На цесаревича напал, к принцессе домогался.

— Чегоооо? — заорал я так, что успокоившиеся было вороны снова взмыли в небо и раскаркались. — Да сдалась она мне, от неё только проблемы сплошные!

— Вот! — победоносно изрек монах, заваливаясь на бок и отчаянно пытаясь сесть. — Так и знал, что хрень это всё. Особенно про принцессу. Ты дурной и молодой, это факт, но её высочество… Слишком это. От Германа ещё мог бы ожидать, но не от тебя. Я в людях хорошо разбираюсь, иначе не прожил бы так долго.

Я помог ему сесть и бережно прислонил к ближайшей могилке. В глазах у монаха бесновались веселые искорки, но пока я ему доверять не мог. Сначала я решил рассказать всё. Я тоже неплохо разбирался в людях, этот точно не слезет, пока не поймает.

Посмотрел я на непроглядное черное небо, словил прохладные капли дождя разгоряченным от беготни лицом и вывалил всё. Про странные интриги высочеств, их долбанутые расследования, в которых почти никого не посвящали и мою роль в этом карнавале царских особ.

Глеб, мягко говоря, был взбудоражен. Грубо говоря, даже вороны окончательно улетели, не выдержав великой русской речи. У меня слегка подгорели уши, так витиевато святоша крыл меня и даже императорскую семью вместе с её будущим пополнением.

История моя была настолько безумной, что в её истинности монах не усомнился. Тем более, что я сказал про бумаги с гербовой печатью и что наберу цесаревича, если что. Выпендрился, не без того, но выражение лица мужика того стоило.

— Вот такие пироги с котятами, короче говоря, — завершил я свой долгий и путанный рассказ.

— Ты чего, из этих что ли? — подозрительно прищурился Глеб.

— Из каких? Тьфу ты, выражение такое просто, — я помотал головой, успокаивая разыгравшееся воображение.

— Ну-ну, — явно не поверил мне мужик и даже отодвинулся. — Так, у меня всё затекло, я промок, замерз и вообще устал, пока тут тебя дожидался, притворяясь деревом. Развяжешь теперь?

— Не потащишь в обитель, к инквизиторам и на костер? — поинтересовался я.

Наставник кивнул, задумался и помотал головой.

— Да что за дремучие предрассудки, Илья? Ты же рос в обители, сам знаешь, что этим только детей и пустышек пугают. У нас бюрократия такая, что из бумажек по одному делу можно такой костер сложить, у чухонцев видно будет. Но для этого надо собрать ещё в десять раз больше бумажек. Давай уже, развязывай.

Я аккуратно освободил монаха и помог подняться, ожидая подвоха. Пусть после такой исповеди притворяться никто бы не смог. Казалось, что наставник поверил и новости его озадачили сильно. Глеб вымучивал улыбку, но на лбу залегли глубокие морщины.

— Горячего бы выпить, — поежился он, озираясь.

Подумав, что бабка двух святош точно выгонит к чертям, я решительно направился к домику. Изображали настырных дятлов мы долго. Глеб даже согреться успел, показывая, как нужно стучать посреди ночи на кладбище.

Олеся Федотовна, ожидаемо, послала нас сдохнуть. А на меня ещё и посмотрела так, мол привел дружка, так и знала, что этим кончится. Пока мы спорили и доказывали доброй старушке, что мы вовсе не хорошие, а плохие, успели снова замерзнуть.

Видимо от нашего жалкого вида сердце старой женщины дрогнуло. Ну или от обещания Глеба сровнять её, домик и вообще всё это проклятое место с землей. Утрамбовать, присыпать солью и заминировать.

В общем, убедившись в твердости духа монаха, нас пустили в дом и напоили горячим чаем. Бабка беспрестанно ворчала, но достала из духовки припрятанные пирожки и так грохнула подносом об стол, что со стены упала картина.

— Демонюги! — умилялась она, пока мы соревновались, кто больше съест.

Удостоверившись, что мы непобедимы в желании опустошить все съестные запасы и бахнув нам на стол горячий чайник, старушка ушла в свой закуток за занавеской. Пока мы доедали, оттуда послышался раскатистый храп.

— Ну а теперь, — Глеб сыто улыбнулся и откинулся на спинку стула, поглаживая живот. — Можно и обсудить, что делать дальше.