— Ну, как-то так… — уклонился от прямого ответа Вяземский. — Карта, очевидно, сориентирована по сторонам света. Вот эта медуза с хвостом — Байкал.

— А что, похоже, — кивнул Максимов. — Щупальца — реки, которые впадают в озеро, а хвост — Ангара.

Женщины рассматривали карту молча, внимая умным речам мужчин.

— Драконы, — продолжил Старх, — видимо, хребты.

— А цифры? — спросил Максимов. — Их тут не пересчитать.

Вяземский пожал плечами.

— Одна из них, скорее всего, указывает на клад. Но какая?

— Да… — протянул Максимов. — Без портсигара не понять. Что там на нём, и где его искать?

— Что на портсигаре, узнаем, когда его найдём, — сказал Старх. — А искать его надо в Даурии.

— Почему именно в Даурии? — удивился Максимов.

— А потому, Гена, что «харбинская» история ещё не закончена. Юля поведала нам одну притчу, которая передаётся в их семье из поколения в поколение. Якобы через полгода после гибели капитана Вяземского пришёл к его жене один человек — русский казак, который поведал о том, что есаул Егоров погиб от руки одного из приспешников атамана Семёнова — чего-то они там не поделили. Умирая, Егоров попросил того казака отыскать в Харбине капитана Гущина, и поведать ему о том, что портсигар теперь в руках убийцы Егорова. А произошли все эти страсти, стало быть, в Даурии.

— А фамилию убийцы тот казак назвал? — спросил Максимов.

— Назвал. Тимофеев.

— Хорошо! Я постараюсь узнать как можно больше об этом Тимофееве, а вы, — Геннадий обвёл собрание глазами, — готовьтесь в дорогу!

— Как я вам, ребята, завидую! — вздохнула Лена. — Если бы не сын, — она ласково погладила живот рукой, — махнула бы и я с вами!

Майор Максимов внутренне перекрестился. Вовремя обрюхатил генерал жену. Если за Свету грозят голову снять, то за Лену и кое-что более ценное оторвут, не задумываясь!

* * *

— Это ты в точку попал! — дослушав доклад, хохотнул Сологуб. — За свою Лену Ерёменко бы тебе точно яйца оторвал! — Потом, не обращая внимания на хмурое лицо Максимова, спросил: — И что там Тимофеев?

— Был такой. Состоял при Семёнове палачом. Предан был атаману, как собака. Их и повесили-то рядышком.

— Справедливо. Любишь атамана, люби и рядышком висеть, — подвёл черту под судьбой Тимофеева Сологуб. — А про портсигар что-нибудь выяснил?

— В описи вещей, изъятых у Тимофеева при аресте, портсигар не числится.

— Ишь, ты, — удивился Сологуб. — Опись, значит, сохранилась? Какого только мусора в архиве не держат… Да… обрубился, значит, кончик?

— Не совсем… — загадочно улыбнулся Максимов.

— Ты вот что, Гена, — рассердился Сологуб, — кончай мне туман напускать. Обойдёмся без мхатовских пауз.

— Нашлась ниточка, Михаил Иванович, — зачастил майор. — Отыскал я в Москве одного ветерана из наших, который при аресте Тимофеева присутствовал. Так он божится…

— Окстись, Гена, — прервал майора Сологуб. — Как такой может божиться?

— Я хотел сказать: утверждает, — поправился Максимов.

— Другой коленкор, — кивнул Сологуб. — Хотя, учитывая его возраст, это слово тоже не очень-то катит. Ну, за неимением гербовой… Продолжай!

— Так вот, видел он этот портсигар! Массивный, серебряный, с двуглавым орлом на передней крышке и какими-то письменами на задней. Сам он его не брал, но кто мог это сделать, припомнил. Писарь, что опись составлял.

— Логично, — одобрил Сологуб. — Украл и в опись не внёс. Очень даже логично! Фамилию твой ветеран не вспомнил?

— Не вспомнил, но я её сам нашёл. Заглотин фамилия того писаря.

— Подходящая фамилия. Точно он портсигар тиснул. Не мог с такой фамилией не тиснуть! Где обитает, выяснил?

— Не точно, но, скорее всего, в аду. В рай его бы вряд ли пустили.

— Помер, значит, — подытожил Сологуб. — А до того где обитал?

— Вы не поверите, Михаил Иванович, но в той самой станице, что в Даурии, откуда и Егоров, и Тимофеев родом, и где Тимофеев Егорова порешил.

— Знамо дело, не поверю, — кивнул Сологуб. — Такие совпадения только в кино бывают. Помяни моё слово, Гена, за такую удачу там, — Сологуб ткнул пальцем в потолок, — высокую плату потребуют. Так вы сейчас туда?

— Завтра вылетаем, Михаил Иванович.

— Ты, Гена, пиши с дороги, не забывай старика. Тискай «аську»-то, не стесняйся!

* * *

— Ну, чё, командир, за ними? — таксист вопросительно косил на Князева. — Я могу, если «бабосы» есть.

— Разворачивайся! — Князев с сожалением посмотрел вслед удаляющейся машине. — Возвращаемся в центр.

— Как скажешь, — немного разочарованно сказал таксист, выполняя маневр.

«Миллионщики хреновы! — ругался про себя Князев. — В область на «тачке» рванули. Деньги им девать некуда! А мне их теперь ищи…»

* * *

Жорж Князев, в миру Бухлов, то, что своё слово не сдержит, знал ещё тогда, когда бумагу подписывал. Точнее, Бухлов тогда думал, что сдержит, а вот Князев точно знал, что нет. А всё потому, что мнил себя лузером. И если бы он один. Вся редакция так считала. Потому и закрепилось за Князевым малопочётное прозвище «Жора Минус». А он очень хотел стать Плюсом. Просто бредил этим. Готов был ради «золотой» строчки копаться в любом дерьме. Впрочем, в газетёнке, которую он представлял, этим занимались все журналисты, и все рано или поздно находили свою золотую жилу. Нашёл её, казалось, и Князев. И помог ему в этом, как ни странно, такой же, как и он, лузер, и по совместительству одноклассник Венька Галкин. Хотя чего тут странного? Два минуса в определённой комбинации вполне могут дать плюс.

Капитан Галкин служил в ведомстве генерала Ерёменко, где звёзды, как известно, падают не столько на грудь, сколько на погоны. К тому времени, как три маленькие звезды расположились на погонах Галкина уютным треугольничком, начальство окончательно утвердилось в том, что для оперативной работы он абсолютно не пригоден. И его подвинули ближе к бумагам. Мог он, конечно, службу и оставить, но не захотел. Уж больно нравились ему красные корочки с вытесненными на них золотом грозными буквами…

В тот день на душе у Галкина было особенно паршиво. Ему в очередной раз дали почувствовать себя лузером. А ведь ещё с утра настроение у него было очень даже себе ничего. Поблёскивая новыми погонами, он вошёл в приёмную генерала Николаева и попросил адъютанта доложить о своём прибытии. Тот кивнул и снял трубку.

— Товарищ генерал, к вам капитан Галкин с бумагами… — Не притёртое ещё слово «капитан» приятно ласкало слух. — … Говорит, что срочно. Слушаюсь! — И уже Галкину: — Проходите!

В кабинете генерала было людно.

— Мы тут, капитан, присвоение очередного звания Максимову отмечаем, — пояснил Николаев протиснувшемуся к столу Галкину. — Давайте ваши бумаги!