— Нет, благодарю, я хочу иметь чеки, чтобы не таскать с собою деньги...

Клерк пробежал бланк-анкету, поднял на Степанова глаза, в которых было доброжелательное удивление:

— Вы русский?

— Да.

— Как интересно... Какую сумму вы намерены положить на счет?

— Четыреста фунтов...

— Вы не написали ваш адрес в Англии, сэр. «Сейчас он обязательно потребует какую-нибудь справку, — с тоской подумал Степанов. — И все полетит в тартарары».

— Я живу в отеле...

— Но вы намерены нанять квартиру, не так ли?

— Нет. Я приехал сюда ненадолго, я не хочу таскать с собою деньги.

— Вообще-то мы, как правило, открываем счет только тем, кто имеет квартиру...

«Если я скажу „советское посольство“, он попросит письменное подтверждение, — подумал Степанов. — Время будет потеряно; половина десятого».

— Знаете, — сказал Степанов, — у меня здесь есть два издателя...

— О, вы писатель?! Впервые вижу живого писателя... Вы эмигрировали?

— Нет, отнюдь. Вполне красный.

— Как интересно, — повторил клерк. — Вы бы не могли назвать ваши издательства?

— Да, конечно.

Клерк достал из ящика телефонные справочники, стремительно пролистал их, покачал головою:

— Но «Маюири энд Ли» здесь уже нет. Видимо, обанкротилось, книгоиздательское дело ненадежный бизнес, все смотрят телевизор Как фамилия вашего второго издателя? Ага, благодарю вас. Будьте любезны дать мне ваш паспорт, огромное спасибо, какой красный, на фото вы значительно старше своих лет, я бы не дал вам и сорока семи...

Он говорил, выписывая данные паспорта, набирал номер телефона, что-то считал на маленьком карманном компьютере, дружески при этом улыбался и успевал красиво курить никарагуанские бесфильтровые «ройал».

— Добрый день, — соединившись, клерк улыбнулся невидимому собеседнику, — это «Бэнк Интернэшнл», Роберт Джонс, я хотел бы соединиться с коммерческим департаментом; нет, группа расчета с авторами; благодарю вас. Добрый день, здесь «Бэнк интернэшнл», Роберт Джонс, группа личных счетов. Пожалуйста, помогите мне получить справку: вы издавали книгу мистера Дмитрия Степанова, Россия, нет, простите, Советский Союз... Какой год? — Он посмотрел на Степанова вопрошающе, но с той же доброжелательной, какой-то ободряющей улыбкой, — банк, святая святых, начало всех начал, хранилище б а б о к, будь они трижды неладны, — «вещизм», «обогащение», «ч а с т н а я инициатива», идиоты...

Степанов назвал год, титул, фамилию переводчика.

Клерк передал все так, словно ему это было давным-давно известно, просто запамятовал, бога ради, простите, что делать, бывает...

— Ага, прекрасно. Все распродано? Чудесно! Пэйпербэк? А когда вы намерены выпустить второе массовое издание в мягком переплете? Чудесно. Мы были бы глубоко признательны, если бы вы прислали нам коротенькую справочку о гонорарах мистера Степанова. Возможно, он захочет взять деньги в кредит, мы с радостью пойдем ему навстречу после того, как получим ваше подтверждение. Простите, с кем я говорил? Ах, мисс Тэйси, очень приятно, всего вам лучшего...

Он положил трубку, улыбнулся Степанову еще более чарующе и сказал:

— Все в порядке, я оформлю документы, мы познакомимся с директором нашего филиала, мистер Томпсон будет очень рад пожать руку советскому литератору, у вас прекрасно расходятся книги, поздравляю.

Степанов посмотрел на часы: девять сорок.

— Скажите, — взмолился он, — а как скоро мы закончим процедуру?

— О. это займет не более пятнадцати минут...

— А до Нью-Бонд-стрит далеко?

— Рукой подать. Какой номер дома вам нужен?

— Тридцать четыре.

— Ах, это Сотби? Пять минут ходу, я помогу вам, в чужом городе всегда лучше идти по нарисованному плану...

Степанов увидел, как в банк вошел человек; смотрел по сторонам — на всех, но только не на Степанова, ах, значит, это ты меня п а с е ш ь, подумал Степанов; что ж я тебе сделал, милый, ну что?!

— Мистер Степанов, вам нужно расписаться в пяти пунктах, бога ради, простите, но таков порядок, пожалуйста, здесь, здесь, здесь, здесь и тут...

Человек «без взгляда» сел за соседний столик:

— Где я могу поменять швейцарские франки на австрийские шиллинги?

Степанов улыбнулся:

— В кассе. Здесь открывают счета.

— Спасибо, — ответил человек, смазав наконец Степанова взглядом; отошел к кассе, закрыв окошко спиною, достал из кармана портмоне и протянул купюры мужчине с налокотниками.

(Степанов напрасно его подозревал, это был Генрих Брюкнер, турист из Вены, случайный человек; за ним давно следила пожилая женщина, на которую он не обратил внимания, серая, седоватая поджарая дама, разве такая может быть из с л у ж б ы?)

Клерк снял трубку телефона, спросил босса, можно ли зайти к нему с русским писателем; автор бестселлеров, «тираж его книги умопомрачителен, двадцать тысяч экземпляров, сейчас готовится пэйпербэк; хорошо, мы идем, сэр».

Кабинет директора филиала банка был отделан мореным дубом; мебель старинной работы, резная; высокий седой человек, одетый по парижской моде, поднялся навстречу Степанову, резко тряхнул его руку вниз, словно чемпион по французской борьбе, молча указал на кресло, заметив при этом:

— Вообще-то мы не любим открывать счета на такую сумму, как ваша, господин Степанов, четыреста фунтов не деньги, согласитесь, но мне уже позвонили из вашего издательства, вполне серьезные гаранты; мы не открываем счет такой, как ваш, людям, не имеющим постоянной квартиры, но, я думаю, если вы обозначите свой лондонский адрес посольством Советского Союза, то это будет еще большей гарантией...

— Я не собираюсь покупать «роллс-ройс», — попробован пошутить Степанов.

Ну, почему же?! Мы дадим ссуду на приобретение атомного линкора, если посольство подтвердит вашу кредитоспособность, положительный гонорар за пэйпербэк может составить двадцать тысяч фунтов, это все-таки деньги. Перед тем как вам выпишут книжку, я попросил бы составить заявление в ваше издательство, текст я продиктую... «Прошу перечислить гонорар за второе издание моей книги массовым тиражом на мой счет в „Интернэшнл бэнк“... Какой номер счета у мистера Степанова? — спросил босс клерка.

— Тринадцать тысяч четыреста восемьдесят три.

— «На счет тринадцать тысяч четыреста восемьдесят три...» Вы согласны написать такого рода письмо на мое имя?

— Да, конечно.

Босс протянул Степанову тяжелую серебряную ручку «паркер» подвинул стопку бумаги (желтая, очень тяжелая, обрезана у з о р н о); Степанов быстро написан заявление с массой ошибок, подвинул директору, тот быстро пробежал текст, кивнул: