Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было здравое предложение. Я же их узнал. У Лиама я вел уроки, славный парень, хорошо играет в гандбол. Сбился с пути после развода родителей. А Бленидон из тех неуверенных в себе подростков, которые всегда добывают себе авторитет жесткими поступками.
— Даже не думайте! — сказал Ула. — Станьте к стене!
— Но…
С ненужной силой оттолкнув меня в сторону, Ула сделал несколько резких шагов и, приблизившись к парням, вытащил из кармана брюк продолговатый черный предмет.
— Что это? — спросил я.
Дубинка. Складная дубинка.
— Руки на стену! — заорал Ула.
— Прекратите! — сказал я. — Мы позвоним их родителям. Мы заявим в полицию.
Ула отметал все возражения, размахивая дубинкой:
— Им никто и ничего не сделает, даже если мы заявим.
Тут Лиам сделал резкий маневр, пытаясь вырваться, но Ула перекрыл ему путь и ударил. Одновременно Бленидон понял, что для него это шанс, и за спиной у Улы бросился к двери. Я сделал шаг в сторону и дал ему уйти.
— Ну все, хватит, — сказал я.
Но Ула продолжал угрожать Лиаму дубинкой.
— Клянусь, я на тебя заявлю, — сказал Лиам и сплюнул кровью. Его щека мгновенно распухла.
— Что, черт возьми, происходит? — проговорил я.
Они стояли друг против друга, как на дуэли. В конце концов Ула отступил, по-прежнему держа дубинку в поднятой руке.
Лиам провел рукой по разбитой губе, посмотрел на меня с обидой и скрылся во дворе.
Хватка Улы ослабла, дубинка выпала у него из рук.
Голова кружилась. Насилие всегда вызывало у меня отвращение, но после того, что случилось в стокгольмской школе, мне пришлось признать, что оно живет в каждом из нас. Под кожей. У Улы. И у меня тоже.
— Черт… — проговорил Ула; он тяжело дышал, держась руками за колени. — Это ведь останется между нами, да?
— Разумеется, — ответил я.
Там, где уже живут ложь и тайны, всегда найдется место для очередного секрета.
После катастрофы
Понедельник, 16 октября 2017 года
Наш дом — прибежище привидений. Свет выключен. Из звуков — только скрип стен. Обеденный стол похож на прилавок цветочного магазина. Я осторожно переворачиваю и читаю прикрепленные к букетам открытки с соболезнованиями.
«Мы думаем о вас».
«С тоской и любовью».
Я разрываюсь, точно тряпка, выкрученная мраком. Даже плакать больше не могу.
Сиенна отводит детей в их комнаты, а я целый час просто стою в душе под струями воды. Нахожу щетку-мочалку в ящике Бьянки и жестко скребу всего себя. Когда я выхожу из кабинки, воздух в ванной густой от пара, а все тело покрыто красными пятнами.
Я стою у окна в гостиной. Стучу лбом о стекло. Улица и весь мир лишились цвета. Я не понимаю, как буду жить без Бьянки.
Я кончился. У меня нет сил. Все мускулы как будто атрофировались. Дрожащей рукой наливаю виски и сажусь на диван. Пытаюсь представить Бьянку — другой, не той, какой она была, когда оставила меня, но память рисует только зыбкие тени. Я больше не вижу ее лица. И голоса не слышу. Все, что мне осталось, — «БМВ» во дворе, искореженный велосипед в сполохах синего проблескового маячка и крик Жаклин.
Я встаю, чтобы налить еще виски, но дойти до бара не успеваю — звонит телефон.
Незнакомый номер.
Я колеблюсь — надо ли отвечать. Рингтон доиграл почти до конца, когда я нажимаю на зеленую кнопку.
— Микки.
— Микаэль Андерсон? Это из полиции Лунда.
Тот же сотрудник, который допрашивал меня в субботу, сообщает, что у него новая информация о ходе предварительного следствия.
— Расследование показало, что преступление можно исключить. В пятницу произошел несчастный случай.
Этого не может быть. В газете писали, что Жаклин подозревается в преднамеренных действиях. Я делаю несколько неровных шагов и хватаюсь рукой за спинку дивана.
— Мы провели техническую экспертизу автомобиля, осмотрели место происшествия, а также допросили всех участников, — говорит полицейский. — Я понимаю, что вам очень тяжело, но все указывает на то, что произошел несчастный случай.
Я хочу возразить, но слова застревают в горле. Как можно просто убить человека и не понести за это наказания? А куда делась неосторожность при управлении транспортным средством, повлекшая смерть человека?
— Лучше позаботьтесь о своей семье, — говорит мне полицейский. — Вашим детям вы нужны сейчас как никогда.
Я отключаю телефон и падаю на диван.
Что это? Бьянки больше нет, дело закрыто. Что мне делать дальше?
Пустота внутри начинает медленно заполняться. Мрак становится цветным. Это цвет не горя и не боли, а раскаленной ярости.
Мне нужна Жаклин.
— Как ты? — окликает меня в коридоре Сиенна. У нее темные круги под глазами.
— Я… Бьянка… — Я не могу произнести ничего вразумительного.
— Дети уснули.
— Спасибо.
Я тру виски:
— Жаклин. Я должен поговорить с ней.
— Зачем? Разве в этом есть смысл? — пожимает плечами Сиенна.
Наверное, нет. Но я хочу посмотреть ей в глаза, когда она будет говорить, что это был несчастный случай и что она не увидела Бьянку на велосипеде. Я хочу сказать ей, что она разбила жизнь, мою и моих детей.
— Бьянка была уверена, что между тобой и Жаклин что-то есть, — сказала Сиенна. — Она писала мне, что застала вас вместе. Ты изменял моей сестре?
— Да, я поцеловал Жаклин. Это абсолютно ничего не значило, но так случилось. Я люблю Бьянку. Я всегда ее любил. Она для меня все.
В настоящем времени. И так будет всегда.
Сцепив кулаки, я прижимаюсь лбом к костяшкам пальцев. Дышать, дышать. Как это пережить? Я предатель, а Бьянки больше нет.
— Бьянка же не рассказывала тебе о ее сообщении? — спрашивает Сиенна.
— Каком сообщении?
Сиенна делает глотательное движение. У нее красные глаза.
— Насколько я поняла из ее слов, она заявила на Жаклин в мэрию после того, что произошло с Беллой в садике. Когда Жаклин об этом узнала и ее перевели в другое место, она отправила Бьянке СМС-сообщение… можно сказать, с угрозами. Но она ревновала. Боялась, что Жаклин отнимет тебя у нее.
Невыносимо.
Если бы мы могли поговорить…
— Что она написала? Жаклин?
Сиенна садится в кресло, наклонившись вперед и скрестив ноги.