— Может ли быть полезным вмешательство посла, с кем ему следует связаться?

— Не думаю, что это целесообразно. Кроме того, если средства массовой информации узнают, что вы пытались оказывать давление и препятствовать полицейскому расследованию особо опасного преступления, то…

— Речь не идет о давлении… Просто все это происходит в чрезвычайно неудачный момент. Министр иностранных дел Израиля прибывает в Финляндию, и одновременно наших граждан, которые вдобавок находятся на государственной службе, арестовывают, да еще и в еврейский Новый год и в Йом Кипур. Вы ведь знаете, как чувствительно в Израиле относятся к таким делам.

— Они лишь временно задержаны.

— Кто расследует это дело?

— Я слышал, что комиссар Кафка.

— Почему? Он ведь расследует еще и дело о событиях в Линнунлаулу?

— Не знаю. Я не разговаривал с Кафкой и не занимаюсь этим делом, во всяком случае, до тех пор, пока речь идет об обычном уголовном преступлении. К сожалению, я не могу больше разговаривать.

— Вы могли бы оперативно держать меня в курсе? Вы должны понять меня. Нельзя было выбрать времени хуже — визит министра иностранных дел и Йом Кипур.

— Я, разумеется, понимаю, но Кафка непростой человек. Он никак не информирует нас, а вам он рассказывает еще меньше.

— Нам следует как можно скорее встретиться и обсудить визит министра иностранных дел. Вы понимаете, что я вынужден доложить об этом послу, и, к сожалению, этим дело не кончится. Далее оно пойдет в Министерство иностранных дел и сами знаете куда.

— Разумеется. Вы тоже просто делаете свою работу, но это уже не относится к моей компетенции. К счастью, Израиль — демократическая страна, и там понимают, как следует поступать в условиях демократии.

Врач аэровокзала прибыл на место через пять минут и осмотрел мужчину, извлеченного из ящика.

— Он находится под воздействием сильного снотворного. Вероятно, будет оставаться в состоянии сна еще несколько часов.

— Ему угрожает какая-то опасность? — спросил я.

— Не думаю. Сердце работает стабильно, но лучше всего переместить его туда, где можно обеспечить безопасное наблюдение за пробуждением.

Я попросил врача вызвать «скорую» и подобрать подходящую больницу.

Силланпяя стоял в сторонке и разговаривал по мобильному телефону, время от времени поглядывая на меня. Он закончил разговор и подошел ко мне:

— Я говорил с начальником полиции. Он считает, что, учитывая щекотливость ситуации и исходя из соображений общественной целесообразности, ответственность за информирование по данному делу лежит на полиции государственной безопасности. Мы также проведем допрос задержанных и обнаруженного в ящике человека. Вся информация, необходимая для расследования уголовного преступления, будет незамедлительно передана вам.

— Это вы, что ли, будете решать, какая информация необходима для расследования?

— Извини, но теперь мы будем действовать, как я сказал. Решение принято высоким руководством.

Я забыл про Симолина, но он не забыл обо мне. Когда Силланпяя отошел поговорить с врачом, Симолин приблизился и отвел меня в сторону.

— Ты что-нибудь выяснил про подслушивающее устройство? — спросил я.

— Телефонисты приезжали и забрали его. Прослушка, по-видимому, велась из машины во дворе дома. Там передатчик, действующий в радиусе не более ста метров… Из французского Интерпола пришла информация по отпечаткам пальцев спрыгнувшего на поезд человека. Похоже, что в случае с ним мы шли по неправильному следу, и в случае с другим типом тоже.

— Каким другим?

— С убийцей Вейсса, человеком из «фокуса». Отпечатки пальцев, обнаруженные в «фокусе» Лайи, также идентифицированы.

Когда Симолин закончил, я знал, что следующей ночью буду спать не лучше, чем предыдущей.

Хоть я и стараюсь избегать соблюдения многих традиций, но к некоторым все-таки испытываю привязанность. Йом Кипур — одна из них. Я знал, что никогда не избавлюсь от этой привязанности, потому что не хочу. И хотя работа полицейского заставит зачерстветь кого угодно, но Йом Кипур всегда будит во мне воспоминания, меланхолические и болезненные, как кровоточащая рана.

Йом Кипур — это как грустная мелодия «Кол нидрей»,[36]от которой подступает ком к горлу и слезы можно сдержать, только закрыв глаза. Это и близкие, поминающие усопших молитвой «Изкор»,[37]и опущенные долу лица, и «Аль-хет»[38]в сумеречной синагоге.

Йом Кипур отец всегда проводил дома, и в это время никто не ссорился.

Когда я был ребенком, отец читал мне, Эли и Ханне молитву, которую каждый еврейский отец читает своим детям перед тем, как отправиться в синагогу. В молитве он просил Бога, чтобы мы стали такими же, как Ефрем, Рахиль и Лия. Закончив, он всегда улыбался нам и произносил уже от себя: «Если это возможно». Я, Эли и Ханна смотрели друг на друга и хихикали.

Эти три дополнительных слова были папиным тайным подарком нам, подарком, о котором мама ничего не знала. Если когда-нибудь у меня будет ребенок, я продолжу эту традицию и буду дополнять молитву словами: «Если это возможно».

Дяде пришлось подождать меня в прихожей, поскольку он открыл входную дверь в ту минуту, когда я вышел из лифта. Шум лифта был слышен в квартире, а дядя знал, что я должен прийти. На нем был темный костюм с едва различимыми вертикальными полосками. Он стоял у открытой двери квартиры и пропустил меня внутрь. Мы посмотрели друг на друга, и дядя, наморщив лоб, легонько хлопнул меня по плечу.

Он что-то пробормотал на иврите, но так тихо, что я ничего не разобрал.

Дядя заметил мое удивление и сказал:

— Я чувствую, что год от года мы с Богом понимаем друг друга все лучше и лучше. Став стариком, человек не в силах сотворить много реального зла, но в мыслях его еще больше, чем в молодости. Ты и вообразить себе не можешь, какие отвратительные, безобразные мысли крутятся в моей голове. Только счетовод и юрист в состоянии представить, что перебиранием грехов можно получить за них прощение. Но Бог не бухгалтер и не адвокат.

— И не полицейский, — сказал я.

Дядя засмеялся:

— Тем не менее Бог все-таки наделил власть мечом, чтобы она применяла его разумно и на благо всем людям.

Мне опять показалось, что дядя читает мои мысли. Я кратко рассказал, что выяснилось в ходе расследования и что я собираюсь делать. Он положил руку мне на плечо: