По приезду Адам быстро паркует машину, и мы вместе выбираемся из салона. Он уверенно берет меня за руку и ведет к подъезду, открывает дверь, вызывает лифт. Когда Елена Эдуардовна открывает нам дверь, мне кажется, что я оживаю. Эмоции снова наполняют меня, хочется жить, а когда из комнаты ко мне доносится плач моего малыша, я не думая, рвусь туда. Даже не разувшись, залетаю в гостиную и беру сына на руки, целую его в сморщенный лобик, теплые, пухленькие щечки, трогаю его за ручки, будто боюсь, что это мираж и он исчезнет.

Адам подходит сзади, обнимает меня, останавливается напротив, аккуратно касается сына. Я поднимаю голову и утыкаюсь взглядом в лицо Адама. Он испытывает те же эмоции, что и я. Неподдельные, настоящие: переживание, страх, облегчение и осознание, что с ребенком все в порядке.

Когда, наконец, мы хоть немного расслабляемся, Адам начинает отчитывать Елену Эдуардовну, говорить о ее безответственности и неумении придерживаться правил, но в какой-то момент я вступаюсь.

— Адам, прекрати! — прошу у него, вспоминая, что няня уехала, ощутив в квартире запах газа. Что, если именно она спасла нашего ребенка благодаря своей внимательности и решительности? — Вы говорили, что ощутили неприятный запах.

— Да, — Елена Эдуардовна тут же кивает. — Я кормила Родиона в комнате, а потом вышла на кухню и поняла, что мне неприятно пахнет. Запах газа был сильным, к вам дозвониться я не могла, поэтому быстро собралась и уехала. Я испугалась, — она виновато опускает взгляд в пол. — Помню, как подруги взорвалась квартира, поэтому после такого стараюсь действовать сразу.

— Почему вы не поехали ко мне в дом?

— К нему было далеко, я испугалась столько ехать на такси, а к моей квартире рукой подать. Да и у меня чисто, — няня виновато опускает взгляд в пол.

— Вы молодец! — с нажимом произношу, замечая, что Адам хочет возразить. — Большая молодец, возможно, благодаря вам, у меня есть возможность держать сына на руках.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я и подумать не могла, что будет такое! — оправдывается она. — Правда. Я уезжала для перестраховки, а как новости увидела — сердце вниз рухнуло. Я сразу представила, что вы почувствуете, не найдя ребенка дома. А потом подумала, что вы могли остаться в квартире, — женщина хватается за сердце. — Мне что-то не по себе.

Я быстро отдаю Родион Адаму, помогаю Елене Эдуардовне присесть и несу стакан воды. Видно, что она растеряна и обескуражена, а еще чувствует вину. И совершенно искренне волновалась за нас.

— Вы же понимаете, что после такого я не могу оставить вас работать? — безапелляционно произносит Адам, ни на мгновение не делая скидку на то, что женщине плохо.

Елена Эдуардовна только обреченно вздыхает и кивает, а я закатываю глаза и думаю о том, что не приму ни одну другую няню. Мне не нужен никто кроме Елены Эдуардовны, я знаю, что она будет заботиться о моем сыне до последнего, к тому же, я уже к ней привыкла. Да и как можно ее уволить, она вон как разволновалась, представив, что с нами может быть не все в порядке. Какую еще проверку ей можно устроить?

В машине мы молчим. Я устраиваю Родиона в детском кресле, а сама сажусь на переднее сидение и пристегиваюсь. Адам садится рядом, заводит двигатель, и мы выезжаем с парковочного места.

Трель звонка разряжает обстановку, Адам берет трубку и отвечает быстро и рвано:

— С нами все в порядке. Мы скоро будем дома. Маша увидела новости, — Адам быстро смотрит на меня, закончив разговор. — Плачет и зовет нас.

— Господи.

Мне кажется, что этот дурдом никогда не закончится. Что проблемы будут обрушиваться на нас снова и снова.

Мы добираемся до дома. Я быстро выхожу из машины и бегу по направлению к Маше, оставляя Родиона на отца. Машка летит к нам, спотыкаясь и широко раскрыв руки. Обнимает вначале меня, затем отца, трогает за ножку Родиона.

— Она не верила, что с вами все хорошо, — поясняет няня Маши. — Я понятия не имею, как она увидела.

— А должны! — грубо говорит Адам и хочет продолжить отчитывать женщину, но я мягко касаюсь его руки и смотрю в глаза с мольбой.

— Ладно, поговорим с вами потом. Можете быть свободны до завтра.

Анна Павловна кивает, поворачивается ко мне и смотрит с благодарностью, хотя раньше разговаривала со мной холодным, почти ледяным тоном и никак не могла примириться с моим присутствием в доме.



Весь день мы проводим вместе. Адам уделяет нам внимание и даже отключает телефон, чтобы его не беспокоили по работе. Маша ложится на кровать между нами и крепко обнимает нас с Адамом. Родион крепко спит в колыбели, дочь через время тоже засыпает, и я решаюсь поговорить, потому что больше не хочу ждать две недели и уж тем более не хочу быть вдалеке от них с Машей. Плевать на прошлое, я желаю жить настоящим.

— Взрыв как-то связан с тобой? — задаю первый вопрос, который появился у меня еще когда мы не знали, что с нашим сыном.

— Я не знаю, — честно отвечает Адам.

Не говорит нет, не пытается увильнуть от ответа, честно отвечает, что не знает. Я хочу, чтобы это было не так, чтобы произошедшее там было нелепым стечением обстоятельств, но мысленно готовлю себя к самому худшему исходу.

— Мы все выясним, — уверенно произносит Адам, и я верю, что так и будет.

— Расскажи мне все, — прошу, в ответ сжимая его ладонь.

— Что именно?

— Почему тогда произошла авария?

— Ангелина.

— Я хочу знать, — твердо произношу.

После всего, что произошло, я имею право знать, да и хочу. Уверена, что готова услышать все, что он мне рассказывает, но я ошибаюсь. Я отказываюсь не готова. Совсем.

— Первое время после того, как Алиса узнала о беременности, она и правда изменилась. Перестала гулять в клубах, пить и курить. Она исправилась полностью. Мы с тобой тогда практически не общались, да и вы с сестрой отдалились друг от друга.

Я действительно помню период, когда я не хотела приходить к ним в гости, когда отказывалась от встреч с сестрой, потому что просто не могла видеть ее счастья. Мне было физически общаться с Алисой, слушать о том, что она никогда прежде не была такой счастливой и что совсем скоро их дуэт станет трио. Она часто повторяла эти слова, а я упорно, через силу, делала вид. что рада.