чтобы наш герой повернулся и посмотрел на то, на что смотрят мужчина и женщина.

Еще один человек, тоже с размытым лицом. В черной футболке и бейсболке. Нейт увеличивает логотип на них – дом с корнями, который мы видели раньше. Джозеф? Он держит ружье.

Я замечаю ворону, которая сидит на шкафу, смотрит черными глазами вниз, на комнату.

На этой сцене мой отец смотрит на человека в бейсболке и произносит умоляющим тоном:

– Пожалуйста, не трогайте моего ребенка.

На мгновение воцаряется тишина, потом тип в бейсболке дико хохочет и поднимает ружье.

Выстрел. Шея моего отца будто взрывается – кровь летит во все стороны. Мама бросается вперед, кричит ребенок. «Джозеф! Нет!» Кажется, что эти слова прозвучали у меня в голове. Ружье снова стреляет. Мама падает, а головка ребенка ударяется об угол одной из прикроватных тумбочек.

Наш герой разворачивается и выходит из комнаты. Нейт дергает мышку.

– Не могу ничего сделать, – признается он.

Экран гаснет.

Мы все тяжело дышим, будто только что бежали или дрались.

– Черт возьми, – говорит Серена. – Неужели все-таки Джозеф?

Глава 39

Эндрю

За десять дней до той ночи

В этом старом здании, которое раньше служило скотобойней, столько работы, что мне удается бóльшую часть дня не думать о Джозефе. Но когда я все-таки думаю о нем, я чувствую себя немного лучше. Я много размышлял о той игре, которую он создал, – где я убегаю от стаи волков. Вначале мне это совсем не понравилось, но теперь я понимаю, что волки – это, вероятно, депрессия Эсси. Она преследует меня, валит с ног, а ужасная ситуация с ящуром все это только усугубляет. Вероятно, Джозеф сочувствует мне гораздо больше, чем я предполагал. Я клянусь себе побольше уделять ему внимания. Может, поехать с ним куда-нибудь на выходные – нам с ним вдвоем, отцу с сыном? Попытаться установить с ним связь.

Мысли перемещаются на моих малышей – Селли и Бенджи, и мое сердце наполняется любовью к ним. Как такие идеальные маленькие человечки превращаются в подростков? Если Бог есть, то он, вероятно, смеется. Я волнуюсь из-за часто меняющегося настроения Эсси, из-за отсутствия у нее терпения, но я не могу все время следить за детьми, или ремонт никогда не закончится.

Когда я возвращаюсь в дом, Эсси не спит и для разнообразия красиво оделась. У меня внутри разливается тепло от того, что она приложила усилия. Она улыбается мне.

– В духовке пирог с дичью. Твой любимый, – говорит она.

Я тяжело опускаюсь на табурет в кухне, она заваривает мне чашку чая.

– Отлично. Спасибо, Эсси, – благодарю я.

Она ставит чашку передо мной. Когда она снова начинает говорить, голос ее звучит напряженно.

– Ты помнишь, что я сегодня вечером иду в книжный клуб? Это первая встреча.

– Что? Нет, ты не говорила мне, что куда-то собираешься.

Она вся напрягается.

– Эндрю, я говорила. Малыши спят, Джозеф у Нейта. Еда для тебя в духовке. Все сделано.

Вот так это и происходит. Она считает, что что-то мне говорила, хотя на самом деле не говорила. Она разоделась для кого-то другого, не для меня.

– Кто ходит в этот книжный клуб? – спрашиваю я.

– Джули и несколько ее подруг. Одни женщины.

– Но я договорился сегодня вечером съездить к Грегори и Делле. Помнишь?

Она вскакивает на ноги.

– Нет, я не помню. Пожалуйста, Эндрю, всего один разочек!

– Я обещал Грегори помочь с написанием текста для его сайта, – поясняю я. – Я не могу отказаться. Он завтра уже должен там висеть. Я же говорил тебе.

Внезапно она начинает плакать. У нее такое переменчивое, непредсказуемое поведение, что с этим сложно справиться.

– Послушай меня. Не плачь, – говорю я. – Давай я тебе положу кусочек этого прекрасного пирога, который ты испекла. Мы вместе поедим, а затем я поеду к Грегори и Делле, как мы и договаривались.

Я обнимаю ее, она вырывается.

Я достаю тарелки из серванта и ставлю на стол, затем достаю пирог из духовки. Она стоит в другой части кухни спиной ко мне.

– Иди сюда, дорогая, – зову я. – Ничего страшного, что ты забыла. Поешь немного.

Она вздыхает, содрогаясь всем телом, и поворачивается ко мне. Тушь у нее потекла и размазалась по щекам. Она слишком сильно накрасилась. Я вспоминаю, как Селли спрашивала про то, приедет ли к нам домой дядя Си-Со. Я так ведь с этим и не разобрался. Эсси все путает, ее нельзя никуда отпускать.

Она садится за стол, я подаю ей пирог с овощами, которые она потушила, затем кладу себе.

Эсси начинает есть, причем так быстро, что не успевает прожевать перед тем, как проглатывает.

– Эй, давай помедленнее. Подавишься, – говорю я.

На меня словно волной накатывает усталость. Такая жизнь изматывает. Люди явно недооценивают тех, кому приходится жить с партнерами, имеющими психические проблемы. Не понимают, что это такое.

Эсси не отвечает и смотрит на меня так, словно даже не знает меня.

– Пирог отличный, – хвалю я и понимаю, как жалко это звучит.

– Может, тебе лучше поехать к Грегори и Делле? Раз это так важно, – говорит она.

Я бросаю взгляд на часы.

– Да, пора. Мне очень жаль, что так получилось с твоим книжным клубом. Может, ты сможешь съездить на заседание, когда будешь чувствовать себя немного получше. Вероятно, еще слишком рано.

Она вздыхает, ее лицо ничего не выражает.

– Да, наверное, ты прав. Я пойду наверх.

Я доедаю пирог с овощами в одиночестве.

* * *

Я стучу в дверь дома Грегори и Деллы, но мне никто не открывает. Я толкаю дверь и кричу:

– Делла!

Из кухни доносится крик:

– Грегори, ты можешь оставить меня в покое хотя бы на секунду? Я занята.

Упс. Я иду по коридору.

– Привет, это Эндрю.

Голова Деллы высовывается из кухни, на лице появляется широкая улыбка.

– О боже, Эндрю, я думала, что это опять меня достает Грегори. Он хочет, чтобы я ему помогла с работой. Прости, я не хотела на тебя огрызаться.

Грегори высовывает голову из своего кабинета.

– Я не знал, что ты к нам собираешься, – говорит он.

– Не дури. Конечно, знал.

Я не могу рассказать Грегори, как все плохо у Эсси, хотя, конечно, он знает, что произошло после рождения Селли. С Грегори нужно соблюдать внешние приличия.

– Ты ел? – спрашивает Делла.

– Да. Эсси испекла прекрасный пирог с дичью.

Похоже, Грегори совсем забыл, что просил о помощи.

– Мне нужно подготовить важные документы, – объявляет он и снова исчезает в своем кабинете.

Ну