Мисс д'Эстер молчала, уставившись в горшочек с мазью.

Рут выдержала паузу и сказала:

— Подумайте о нем, когда вечером останетесь одна в тиши своей спальни. Вы ему определенно понравились. Знаете, он может рискнуть и явиться к вам без помощи медиума. Но, по-моему, лучше встречаться с ним вместе с мисс Дауэс, чем одной в темной спальне.

— Нынче я лягу с сестрой, — оробела мисс д'Эстер.

— Он вас и там отыщет, — сказала Рут и, закрыв горшочек крышкой, обратилась ко мне: — Ну вот, мисс, теперь вы как новенькая.

Мисс д'Эстер ушла, не проронив ни слова.

Я думала о ней, когда отправилась к миссис Бринк.

Сегодня ездила в Миллбанк; все было ужасно, даже стыдно писать.

На входе в женский корпус меня встретила мордоворот мисс Крейвен — ее прислали в сопровождающие вместо мисс Ридли, которая была занята чем-то еще. Вот и хорошо, обрадовалась я. Скажу, чтоб отвела прямиком к Селине, о чем мымрам знать вовсе не обязательно...

Однако в жилую зону мы попали не сразу, ибо по дороге надзирательница спросила, не угодно ли мне осмотреть какую-нибудь иную часть тюрьмы.

— Или вас влечет только в камеры? — как-то неопределенно осведомилась мисс Крейвен.

Возможно, роль сопровождающей была ей внове и она хотела выжать из нее максимум удовольствия. Но в ее словах я уловила какой-то подтекст и, подумав, что ей вполне могли поручить слежку за мной, решила быть осторожной. На ваше усмотрение, сказала я; полагаю, не страшно, если узницы меня немного подождут.

— Уж оно так, мисс, — ответила надзирательница.

Она повела меня в купальню и на склад тюремной одежды.

О них рассказывать особо нечего. Купальня представляет собой комнату, где стоит огромное корыто — в нем скопом моются вновь прибывшие; сегодня новеньких не было, и лохань оккупировала полудюжина жуков-«пиратов», исследовавших потеки грязи. На полках склада лежат бурые тюремные платья всех размеров, белые чепцы и коробки с башмаками, которые шнурками связаны в пары.

Мисс Крейвен вытащила пару уродцев примерно моего размера и, кажется, при этом ухмыльнулась. Тюремные башмаки, сказала она, тяжелее даже солдатских сапог. Затем поведала историю об узнице, которая избила надзирательницу и, забрав у нее накидку и ключи, добралась аж до тюремных ворот; она бы так и сбежала, но привратник по башмакам опознал в ней острожницу, после чего ее схватили и бросили в темную.

Надзирательница швырнула ботинки в коробку и рассмеялась. Затем повела меня в другую кладовку, прозываемую «Склад личных вещей». Раньше я как-то не задумывалась, что должно быть место, где хранятся платья, шляпки, обувь и всякое другое, в чем узницы поступили в Миллбанк.

Эта комната и ее содержимое производят странное, жутковатое впечатление. Благодаря страсти Миллбанка к причудливой планировке помещение имеет форму шестиугольника, где по стенам с пола до потолка сплошь выстроились полки, уставленные узкими продолговатыми коробками. Каждая коробка — желтый картон, натянутый на медный остов и скрепленный медными же уголками, — снабжена биркой с именем узницы и очень смахивает на гробик. Войдя в комнату, я даже вздрогнула, ибо все это походило на покойницкую или детский мавзолей.

Мисс Крейвен заметила, как меня передернуло, и, подбоченившись, огляделась.

— Чудно, правда, мисс? Знаете, как вхожу сюда, хочется зажужжать: з-з-з-з-з! Теперь я знаю, что чувствует пчела или оса, когда со взятком летит в гнездо.

Мы стояли и разглядывали полки. Неужто здесь коробки всех узниц, спросила я.

— Всех до единой, да еще запас, — кивнула надзирательница.

Она шагнула к полкам, наугад выдернула одну коробку и, плюхнув ее на стол, сняла крышку. Чуть запахло серой. Надзирательница пояснила, что всю одежду окуривают, ибо многие осужденные поступают запаршивевшими, но «некоторым шмоткам это хоть бы хны».

Она достала тонкое ситцевое платье, которому дезинфекция явно не пошла на пользу: воротник разлохматился, манжеты подпалились. В коробке остались пожелтевшее белье, пара обшарпанных ботинок из красной кожи, шляпка, украшенная булавкой с шелушившейся жемчужиной, и потемневшее обручальное кольцо. На бирке значилось имя Мэри Брин. Я ее знала — это была узница со следами собственных зубов на руке, утверждавшая, будто ее искусали крысы.

Мисс Крейвен закрыла и поставила коробку на место, а я подошла к стеллажам и пробежала взглядом по биркам; надзирательница хватала другие коробки, приподнимала крышки и заглядывала внутрь.

— Прямо диву даешься! — приговаривала она, вперяясь в их содержимое. — Рванье на рванье.

Я заглянула через ее плечо: порыжелое черное платье, парусиновые туфли и ключ на бечевке; интересно, от чего он? — подумала я. Надзирательница опустила крышку и прицокнула языком:

— Даже платочка нет, чтоб башку прикрыть.

Мы вместе двигались вдоль ряда полок, заглядывая во все коробки. В одной хранились очень красивое платье и бархатная шляпа с чучелом птички, которому дотошно сделали клюв и блестящий глаз; исподнее же было таким грязным и рваным, словно по нему проскакал табун лошадей. В другой я увидела нижнюю юбку в зловещих бурых пятнах и вздрогнула, поняв, что это кровь; от содержимого следующей коробки меня опять тряхнуло: кроме платья, нижних юбок, ботинок и чулок там лежали каштаново-рыжие волосы, перевязанные, точно конский хвост или чудной хлыстик. Волосы отрезали, когда их обладательницу принимали в тюрьму.

— Вот выйдет и сделает себе шиньон, — сказала мисс Крейвен. — Ей-то уж больно кстати! Это Чаплин, помните ее? Отравительница, что чудом избежала петли. Только пока дождется этой рыжей красоты, сама вся поседеет.

Надзирательница опустила крышку и привычным движением раздраженно пихнула коробку на место; ее собственные волосы, выбившиеся из-под шляпы, были невзрачного мышиного цвета. Я вспомнила приемщицу, которая щупала отрезанные пряди Черноглазки, и вдруг представила мерзкую картину: они с мисс Крейвен шушукаются, склонившись над локонами, платьем или шляпой с птичкой: «Давай примерь — чего ты, кто увидит-то? Вот уж твой хахаль обомлеет! Через четыре года поди узнай, кто последним в этом щеголял!»

Видение было столь ярким, что я отвернулась и потерла лицо, изгоняя противные рожи и шепоток; меж тем мисс Крейвен перешла к следующей коробке и насмешливо фыркнула. Я наблюдала за ней, и мне вдруг стало стыдно, что мы разглядываем скорбные останки почивших людских жизней. Мы будто и впрямь подсматривали за обитателями гробиков без ведома их горюющих матерей. Однако постыдное соглядатайство завораживало, и вся моя щепетильность не помешала мне проследовать за мисс Крейвен, когда та вразвалочку перешла к очередной полке. Там я увидела вещи фальшивомонетчицы Агнес Нэш и коробку бедняги Эллен Пауэр, где лежал портрет девочки — видимо, внучки. Наверное, узница надеялась, что его разрешат взять в камеру.