– Надо покорять, – пожал плечами Куницын, на всякий случай вооружился увесистым каменюкой и полез в гору.

– Господи, – сказал Мурзин, опираясь на палку, – да мне же такое вовек не осилить...

На заключительном этапе подъема он встал на колени и удивился, почему такой способ передвижения сразу не пришел ему в голову. Когда, хрипя и выражаясь, Мурзин дополз до наивысшей точки этой клятой горы, мы стояли наверху, впечатленные зрелищем. Горная страна тянулась на север – не охватная взглядом. Снежные вершины стали ближе, ярче, выразительнее. Ашлымбаш бурным потоком втягивался в Алымшанский кряж. А слева, буквально метрах в трехстах, глубокая трещина разрывала землю, упираясь в долину Ашлымбаша. Изрытая стена вертикально падала вниз. Над пропастью, чуть ниже облаков, кружились орлы...

Подойдя поближе, мы снова погрузились в каменные дебри, чреватые получением травм и атаками неопознанных субъектов.

– Сюда! – крикнул из тумана Куницын. – Здесь тропа!

Тропа – было громко сказано, но то, что предстало нашим взорам, было лучше отвесной стены. Склон отчасти сглаживался, переходил в череду заросших вереском уступов и террас. Обладая кошачьей проворностью и мужеством суворовского солдата, можно было спуститься в долину крохотной речушки, пробегающей по дну разлома. Люди падали от усталости, никакой речи о немедленном спуске не было. Мы сделали последний привал перед ответственным мероприятием. Полчаса лежали, наслаждаясь покоем. Начали шевелиться. Стелла рвала зубами окровавленный бинт, доставала чистый. Оголодавшая Рита копалась в рюкзаке, комментируя бешеный расход продуктов. Куницын с серым лицом сидел на камне и мало от него отличался. У Мурзина распухла нога, он смотрел на нее с ужасом и почти не шутил. Обедали молча, не глядя друг на друга. Только поели, у Риты окончательно скрутило живот. Лицо позеленело, она уволоклась за камень, где ее долго рвало. Мы недоуменно переглядывались, гадая, что бы это значило.

– Пищевое отравление? – предположила Стелла.

– Одно и то же ели, – буркнул Мурзин и замолчал, испуганно прислушиваясь к положению дел в желудке.

– Руки не мыла, – неуверенно сказала Стелла. – Даже динозавры вымерли оттого, что руки не мыли перед едой...

«Господи, пронеси», – подумал я.

У остальных болезнь не выявлялась. Но это ни о чем не говорило – организмы разные. Из-за камня продолжали доноситься жалобные звуки, переходящие в предсмертный хрип.

– Понос и рвота, день чудесный... Мама дорогая, мы же ее теряем, – осенило Стеллу. Затянув зубами рваные концы бинта, она поднялась, ушла за подругой, и вскоре вернулись обе. Рита держалась за живот, лица на ней не было, глаза слезились.

– Это бывает, не обращайте внимания, желудок слабый... – прошептала она, падая на подстеленную Куницыным накидку. Свернулась зародышем, тяжело задышала.

– Она горячая, как сковородка, – обнаружила Стелла. – Довели бабу, нелюди...

– А у меня «Хилак-Форте» есть, – вспомнил Мурзин.

– В задницу его себе засунь, – проворчал Куницын, откупоривая фляжку. – Собирайте воду – у кого сколько. Будешь пить, Ритка, пока из всех щелей не польется.

– Держите, – бросил я стандарт активированного угля. – Таблетка – глоток, таблетка – глоток.

Она пила, захлебывалась, надрывно кашляла. Потом свернулась, натянула на голову капюшон. Девушка не притворялась, ей действительно было плохо. Силы экспедиции таяли на глазах. Я тоже чувствовал позывы к лихорадке. В глазах двоилось, голова наливалась тяжестью. Контролировать ситуацию в полном объеме я уже не мог. До полного маразма оставалось немного. Я поднялся с камня, доковылял до неподвижного Куницына, стянул со спины карабин.

– Держите, Сергей... Не знаю, пойдет ли это на пользу, но полагаю, нет нужды сохранять наши испорченные отношения.

Он почти не удивился, хотя и поблагодарил взглядом. Отреагировали на событие неоднозначно. Мурзин одобрительно хмыкнул, но в глазах мелькнула растерянность. Златовласка, неуклонно превращающаяся в грязно-пепельную блондинку, со скептическим видом поджала губки и вопросительно уставилась на меня, требуя более убедительной аргументации.

– Надеюсь, это не повод начать отстреливать тех, кто не может передвигаться? – высунула Рита нос из-под капюшона.

– Это повод пойти на поправку, – отрезал я.

Ни о каком выздоровлении речь не шла. К четырем часам пополудни даже до самых обморочных дошло, что нельзя оставаться на юру. Сыграли общий сбор. Мурзин соорудил себе костыль из ствола сухого кустарника. Привстала Рита, достала из вещей карманное зеркальце, в ужасе уставилась на себя.

– Сериал можно снимать, – ухмыльнулся под руку Мурзин, – «Не родись Годзиллой».

– А я даже смотреть на себя не буду, – заявила Стелла. – Я и так могу представить.

На спуск ушло не меньше часа. К половине шестого мы высадились на галечный пляж и принялись изумленно озираться. Ущелье Зеленого Дьявола почти физически давило на сознание – трудно объяснить, что это было. Немыслимые громадины высились над смехотворно мелкой речушкой. Узкая теснина, в которой какой-то гигантский каменотес высек несколько террас, сцепил их переходами и воткнул в них сосны. Разломы, заросшие какой-то мелкой растительностью. Узкие пещеры в тысячелетнем камне, заполненные водой. Прямой, как вектор, распадок тянулся версты на полторы, сужался и становился вертикальной трещиной, из средней части которой вырывался красивый водопад (у Куницына имелся бинокль, мы хорошо его рассмотрели). Камни не загромождали русло речушки – отлогие галечные пляжи чередовались провалами пещер, а каменные завалы обрамляли лишь подножия стен и террас.

Исследовать эту красоту нужно было немедленно, пока мы окончательно не раскисли и не заболели.

– Имеются предложения, капитан? – как-то странно посмотрел на меня Куницын.

– Отдохнем на том свете, – я тоже посмотрел на него странно. – Предложение следующее, Сергей. Вещи оставляем под камнями, – я показал на груду булыжников, отделяющих подножие горы от пляжа, – забираем бинокль, фонари, холодное оружие. Больные останутся. И как бы плохо это ни звучало, придется им оставить вашу берданку. Не делайте каменное лицо – вариантов нет. Больные, как вы уже догадались – Мурзин и Рита. Остальные – по желанию.

– Остальные – это...

– Это Стелла, совершенно верно, – кивнул я. – Если у вас имеются более вменяемые предложения – с удовольствием выслушаю.

Вменяемых предложений не было. Люди реагировали адекватно, с ума никто не сходил. Стелла поразмыслила и обреченно кивнула. Глаза измученной Риты наполнялись слезами, она шмыгнула носом и замкнулась. Женщине было плохо – она спустилась вниз, что уже было подвигом, требовать большего не стоило. Ремиссия сменялась рецидивом. Мурзин доковылял до валуна, лежащего особняком от собратьев, уверил, что никуда с этого места не сдвинется, будет стрелять на любой шорох – и если все же нам посчастливится найти золото, то, в общем... как порядочные люди, мы должны понимать, что нужно делать.