И трое отправились на разведку...

Мы обследовали этот феномен, стараясь не смотреть на далекие кручи – настроения они не прибавляли. В предсумеречные часы мы вымотались до предела. Единственное удобство в пересеченных хождениях – речушка оказалась настолько мелкой, что переходить ее можно было, не замочив ног – прыгая с отмели на отмель. Наши действия подчинялись безукоризненной системе: мы шли снизу вверх, не оставляя без внимания мало-мальски значимые объекты. Первым делом осмотрели пещеры. Уровень воды в тех местах, где имелись провалы, едва поднимался до середины сапог. Страхуя друг дружку, мы входили под мрачные своды, освещали фонариками заплесневелые стены, украшенные слизью и испражнениями летучих мышей, фигурными потеками. Убеждались, что это только вымоины в скале, не имеющие продолжения и смежных камер, и торопливо бежали на свежий воздух. Опять брели по кромке берега – к следующей пещере, которая также была лишена извилистых коридоров и всего, что могло нас увлечь. На южном берегу реки мы обнаружили пять пещер. Полюбовались на красивый водопад, сполоснули физиономии, перебрались на северную сторону. Здесь вода размыла четыре полости – и тот же результат: сужающийся конус пространства, запашок, отсутствие щели, куда бы мог протиснуться человек. Настроение не поднималось. По ходу прогулки мы почти не разговаривали. Перекурив, начали знакомство с террасами – вернее, с теми из них, на которые имелась возможность подняться. Работали с осторожностью, соблюдая главное правило альпиниста: три конечности из четырех всегда должны иметь опоры. Проверяли на прочность подозрительные выступы, обходили деревья с волдыристыми стволами, изъеденными короедами, прочесывали кусты, соблюдая другое правило: человек с пистолетом (то есть я) не должен подвергнуться внезапной атаке. В противном случае нам всем не позавидуешь...

Временами в зоне видимости появлялся галечный пляж с оставленными вещами. Мурзин сидел на камне. Позднее он спустился на песок, привалясь боком к валуну, вытянул больную ногу. Шевелилась Рита; поднялась, отлучилась «за угол» – слить излишки воды из организма, вернулась, улеглась поближе к Мурзину. Они о чем-то говорили.

Потом эти двое пропали из вида. Мы снова перешли на южную сторону – осмотреть заросшей лесом разлом до середины скалы, к которому имелась тропа с террасы. И застряли там надолго. Разлом напоминал овраг – словно дровосек размером с трех Кинг-Конгов дважды рубанул по краю обрыва и выбил треугольный кусок, в который заползла растительность. Трещина была глубокой и пересеченной. Мы ходили от камня к камню, ворошили жердинами кусты, спугнули местного обитателя с глянцевитой шерсткой, который поспешил улизнуть в норку. Когда стало ясно, что и здесь ничего не найдем, почувствовали разочарование. Не способные двигаться дальше, мы лежали на земле и тупо смотрели, как в мутном небе летают хищники. Одна из птиц спустилась ниже – наверное, рассмотреть, не похожи ли трое субъектов на сусликов?

Застонала Стелла, привстала, уставилась на меня воспаленными глазами. Шапочка слетела, спутанные волосы рассыпались по плечам, но ничего эротичного в этом не было. Я ощутил беспокойство.

– Вы опять пролили органическую жидкость? – только и нашелся я.

Она шмыгнула носом, смахнула красную капельку, повисшую под ноздрей.

– Мы облазили почти весь каньон, – хрипло вымолвила женщина. – Здесь нет ничего... Где обещанное золото?

– Ответит тот, кто обещал, – пожал я плечами. – Впрочем, тот, кто обещал, уже не ответит.

– Мы еще не все осмотрели... – слабым голосом сказал Куницын, продолжая таранить взглядом небо. Он тоже был выжат. Остромодный камуфляж превратился во что-то блеклое, монохромное.

– Там будет то же самое, – всхлипнула Стелла. Потекло из второй ноздри.

– Кровь идет, – участливо сказал я. – Задерите голову, не суетитесь.

– Осталась парочка террас и один овраг... – прошептал Куницын. – Стелла права – пустая трата времени...

И самое смешное, что я полностью разделял их мнение. Зачем об этом говорить? Не я же привел их за мифическим богатством. Моя роль в этой гнусной истории – сугубо техническая.

– Зачем вам золото, Куницын? – спросил я. – От этого дерьма, которое и блестит-то хреново, одни беды. Не читали, чем кончаются истории про кладоискателей?

– А он не читает книжки, – злобно рассмеялась Стелла. – Из всей печатной продукции предпочитает деньги.

– А вы читаете? – спросил я.

– Читаю, – оскалилась дама, и я уже представил, как она вцепляется в меня своими челюстями. Эти челюсти ломом не разомкнуть! – Я не из той, знаете ли, породы, что покупают книги для полок, а не полки для книг.

– Мне нужно золото, – внезапно осипшим голосом сказал Куницын. – Черт меня подери, как оно мне нужно... Раздразнили вы меня, черти...

Странный тон не подействовал на Стеллу, она обнаружила нерастраченные запасы злой иронии.

– Не хватает безусловной зажиточности, Сережа? На мелочи жизни уходит вся зарплата? Ах, прости, у тебя было трудное детство... У таких качков, как ты, всегда бывает трудное детство. Над вами издевается вся семья, включая собаку, издеваются соседи, пацаны во дворе и в школе; потом вы вырастаете, идете чахлыми ножками в спортзал, где качаетесь до посинения и потери потенции, мечтая искалечить всех, кто над вами издевался, включая собаку и пацанов во всем районе, при этом забывая, что главное – мозги...

– А ну заткнись, – выплюнул Куницын, угрожающе приподнимаясь.

– Не обращайте внимания, Сергей, – лениво буркнул я. – У женщин на грани нервного срыва, которые наобещали себе горы и ни черта не получили, случаются помутнения рассудка.

– Это точно, я много себе наобещала... – процедила Стелла. Помутнение, похоже, прогрессировало. Она с алчностью голодающего воззрилась на мой пистолет, который смутился от такого внимания и собрался уж было отправиться в карман.

Но выстрел опередил. Хлопнул «Беркут»! Вздрогнуло ущелье, эхо заметалось, отбиваясь от стен. Слетела сойка с куста на дальней стороне распадка, хлопая крыльями, подалась в сторону леса...

Мы остолбенело уставились друг на друга. Стелла хлопнула слипшимися ресницами.

– Какого черта...

– Мурзин стрелял! – сообразил Куницын, вскакивая прыжком. – Дьявол, мой карабин...

Занятно, что в такую минуту он помышлял о сохранности своего имущества, а не о здоровье товарищей. Нам ничто не мешало вернуться в Рыдалов объектами для опознания... Мы ломанулись через кусты. Но это был не забег, а слезы несостоявшегося спринтера. Корявые ветки цеплялись за штанины, корни, плетущиеся по земле, расставляли ловушки. Стелла хлопнулась лбом, заплакала, села, размазывая слезы по щекам. Я подхватил ее под локоть, намекнул, что, если очень хочется, она может и остаться, здесь так приятно... Она вцепилась в мое плечо, прохрипела, что не разделяет моей иронии, поднялась, не разгибая ног. Несколько минут ушло на преодоление разлома, потом мы спускались на террасу, помогая, а фактически, мешая друг дружке, свалились в реку с невысокого окатыша, бежали по воде, учиняя грохот и поднимая тучи брызг...