Когда Конандиль указала на место на берегу и первая лопата воткнулась в землю, Харальд сын Торгрима, Харальд Крепкая Рука, удивился. Он не заметил никаких признаков того, что здесь что-то зарыли: ни камня, ни какой-то особенности рельефа, которую Конандиль могла принять за указатель. Галька здесь ничем не отличалась от всей прочей на пляже. Он не видел ни намека на то, что тут кто-то копал несколько недель назад; казалось, что никто здесь не тревожил землю годами.

Все эти соображения беспокоили Харальда, но он предпочитал не высказывать их вслух. Это были скорее обрывочные, размытые догадки. Больше всего его занимали, кружась безумным, беспорядочным круговоротом, мысли о том, что рассказала ему Конандиль. Ее слова разбудили в нем бурю чувств: ярость из-за убийства отца, смутную тревогу из-за того, что Конандиль могла что-то не так понять или просто ему солгать, досаду из-за невозможности отомстить, пока рядом с ним находились два десятка вооруженных воинов Гримарра.

«Доставай свой меч, — подумал он, — доставай меч и руби негодяя…»

Но Харальд сомневался, что сможет это сделать. Не из-за немощи, трусости или отсутствия решимости. Он был уверен, что Конандиль сказала правду, и резкая смена настроения Гримарра на борту корабля была тому подтверждением. Он мог убить Гримарра не задумываясь. Но ему казалось, что он не успеет добраться до Гримарра — люди Гримарра доберутся до него раньше. Даже если ему и удастся подойти украдкой к хозяину Вик-Ло, еще ведь придется вытаскивать из ножен Мститель, а люди Гримарра уже обнажили свое оружие. И даже не самый шустрый воин сумеет его убить, пока он будет доставать свой меч. А Гримарр — тот вообще справится с ним голыми руками.

«Терпение, терпение…» — подумал Харальд. Нужно дождаться подходящего момента. Одного геройства недостаточно. Он должен победить. И этот урок он тоже усвоил у отца.

«У своего покойного отца», — подумал он, посыпая душевную рану солью.

Он отвернулся от копающих воинов. Берси занимался организацией обороны, распределяя дружину широкой дугой на открытом берегу. Они видели только одну тропинку, ведущую с вершины холма к северному концу пляжа. Харальд хмурился, наблюдая за тем, как расставляют людей. Ему показалось, что воинов его отца — дружину Орнольфа — определили туда, куда придется основной удар во время нападения. Харальд никогда не уклонялся от битвы и знал, что моряки с его корабля тоже не станут трусить, но он не хотел видеть, как их приносят в жертву.

«Они же не знают, что Гримарр наш враг, — размышлял он, — поэтому не понимают, что стали разменной монетой».

Орнольф стоял рядом со своими дружинниками. В одной руке он держал меч — острейший франкский клинок из лучшей оружейной мастерской с клеймом «Ульфберт», который он называл Колуном. В другой он сжимал щит. Начищенная кольчуга матово блестела в неярком солнечном свете. Казалось, он не замечал расстановки сил, а если и замечал, то не обращал на это внимания.

«Интересно, а что обо всем этом думает Старри?»

Если Орнольфу было плевать, что на него придется основной удар атаки, Старри такому несказанно обрадуется. Харальд пробежался взглядом по рядам воинов, стоявших неплотной стеной. Он ожидал заметить среди них и гибкую фигуру Старри, который вертелся бы поблизости, как часто происходило перед началом боя. Но сейчас берсерка нигде не было видно. Странно. Еще один вопрос, на который не было ответа в его утомленном мозгу.

За его спиной лопаты продолжали со скрежетом вгрызаться в мелкие камешки, а потом послышалось бормотание, когда стали переворачивать тяжелый грунт. Далее раздался стук, как будто градом посыпались камни, — это копающие отбрасывали в сторону гравий с лопат.

А потом он услышал сзади тяжелые шаги Гримарра. Харальд обернулся, в голове его продолжали роиться мысли о мести, и рука сама потянулась к эфесу Мстителя. Но тут он себя остановил, видя, что меч Гримарра покоится в ножнах и великан все еще окружен людьми. Ничего не изменилось.

— Спроси у этой ирландской девки, уверена ли она, что это то самое место, — потребовал Гримарр.

Харальд посмотрел на яму, которую вырыли датчане. Яма уже была шириной метра три и почти полметра глубиной, и пока, кроме земли, они ничего не нашли. Харальд оглянулся на Конандиль. Она жевала прядь своих волос. Выглядела она встревоженной и неуверенной.

— Конандиль… — начал Харальд, и тут его прервал короткий крик — протяжный и пронзительный. Боевой клич — все всякого сомнения.

Все на берегу вскинули головы вверх на звук, а Орнольф проорал что-то нечленораздельное.

Харальд вытащил Мститель из ножен и поспешил к Орнольфу, как вдруг чья-то рука ухватила его за кольчугу и, словно щенка за конец поводка, рванула назад. Он развернулся. За его спиной стоял Гримарр и сердито смотрел на него, и, каким бы взрослым Харальд себя ни считал, глядя на хмурое лицо Гримарра, он неожиданно почувствовал себя маленьким мальчиком.

— Ты останешься здесь. Со мной, — приказал Гримарр, едва сдерживая ярость.

— Пошел к черту! — ответил Харальд так же гневно. — Я буду драться со своими людьми.

— Ты останешься здесь и будешь переводить слова этой ирландской сучки, — ответил Гримарр.

Харальд отступил назад, взмахнув Мстителем со скоростью и безрассудством атакующей змеи. Он смотрел на Гримарра, который не выказывал и тени страха.

— Я буду драться со своими людьми, — повторил Харальд.

Поглощенный собственной яростью, не сводя глаз с Гримарра, Харальд не видел ничего вокруг: ни Конандиль, ни берега, ни утеса, ни людей Гримарра за спиной. Он поднял Мститель и в ту же секунду ощутил удар по ногам, прямо под колени. Он рухнул, как куль с зерном. Мститель со звоном вылетел из его руки, Харальд заметил приближающийся кулак Гримарра, и почувствовал, как тот ударил его в висок, так что он отлетел в сторону.

Харальд лежал не двигаясь. Глаза его были широко распахнуты, а окружающий мир плыл, как будто земля накренилась под странным углом. Он ничего не понимал. Харальд слышал какие-то крики и не понимал, кто кричит. Ему хотелось закрыть глаза, но в голове билась мысль: «Не делай этого». Поэтому он не закрывал глаза и смотрел на двигающиеся вокруг ноги, слышал крики, которые становились все громче, словно приближающиеся раскаты грома, и пытался сообразить, что же это все означает. Но как бы он ни старался, все казалось ему лишь шумом и суетой.

У Харальда было такое чувство, что он уже давно лежит на одном месте.

Понемногу зрение его становилось четче, как будто ему вытерли глаза, и звуки битвы превратились в отдаленный звон стали, мужские крики, стук щитов. Он крепко зажмурился, потом широко открыл глаза, и окружающий мир вновь обрел свои очертания. Ему казалось, что он только что вырвался из-под толщи воды — также он чувствовал себя, когда дома выплывал из глубин фьордов.