Эльвира. – Я не очень разобралась, как это работает… По сути, Луна не могла создать свой собственный мир, зато она копировала где-то внутри себя мир, который видела на Земле. Но получалось у нее это паршиво, потому что нельзя из смерти создать жизнь. Результатом стал искореженный, непостоянный мир, то и дело утягивающий к себе людей.

Она сказала «внутри»? А ведь это объяснение! Вот почему Сергей и все остальные звали свой мир внутренним миром. Получается, они знали ту же теорию, кто-то рассказал им! Что, впрочем, не доказывало, что она верная.

Но пока доказательств ее правдивости больше, чем всего остального. Тот мир похож на наш, однако он весь пронизан смертью, вот и указание на призрака. Время там идет по-другому. А все почему? Потому что на Земле время определяется ее вращением вокруг Солнца. А на Луне что? Привязана к Земле и не вращается толком! Поэтому время там – это тоже пародия. Минута за год. День за секунду. Два времени существуют одновременно – и ничего никого не смущает.

Ну а в небе… В небе – Земля. Вот что я наблюдала! Вот почему та Луна не была похожа на знакомую мне. Во внутреннем мире при столкновении двух планет уцелела Луна, а Земля разбилась – и превратилась в безжизненный осколок в небесах. Все более-менее сошлось.

Все, кроме меня. И ладно бы меня один раз утянуло туда… Это, я так понимаю, происходит хаотично. Просто не повезло бы! Но нет, мне отвели какую-то особенную роль. Даровали право уходить и возвращаться. Связали с черной гончей – одним из редких оригинальных созданий того мира, на Земле ничего подобного нет.

Должна быть причина. Раньше я еще могла допустить, что тот мир – это хаос, магия, проклятье и все дела. Но теперь у меня хватает знаний, чтобы отследить систему. Моя причина – это ядро, на котором все держится.

Если честно, я уже была не уверена, что хочу ее знать. Что я вообще готова знать! Но разве у меня еще остался выбор?

32

– Пап, ты можешь ответить мне честно? Вот по-настоящему честно, безо всяких «ты не поймешь» и «ты не поверишь».

Долгое время мне не приходило в голову связывать одно с другим: отношение папы ко мне со всеми странностями, которые происходят в моей жизни. Но правду говорят, что утопающий хватается за соломинку. Когда ответов нет, а они очень нужны, начинаешь различать даже едва уловимые намеки.

Тут еще вот какое дело… Я привыкла отделять родителей от того, что со мной происходит.

То, что я рассказала Тимуру и Эльвире, я бы никогда не рассказала маме и Шатуну. Да и папе тоже. Но вот мне в голову пришла здравая мысль: а что, если кто-то из них предвидел это с самого начала?

Это возвращает меня к папе и его отношению ко мне. Почему он старался встречаться со мной пореже? Почему не оставался со мной наедине? Но бояться меня так глупо, что я даже не рассматривала этот вариант всерьез. А потом Шатун сказал, что папа вообще не считает меня своей дочерью. Так может, он и человеком меня не считает?

Когда я начала беседу с такой вот просьбы, папа, понятное дело, напрягся. Но он все еще старался улыбаться мне, потому что детям надо улыбаться.

– Конечно, Уля! Что случилось?

Я не очень люблю, когда меня называют Уля. Яна – лучше. Все время говорю об этом родителям, а они все время забывают.

– Что со мной не так?

– Да все с тобой хорошо, зайка! Ты не расстраивайся из-за того, что на тебя навалилось, мы разберемся с этим! А если ты думаешь, что стесняешь меня, то напрасно!

Что ж, я сама виновата. Я сделала этот разговор похожим на типичное подростковое нытье в стиле «меня никто не любит». Вот папа и начал со мной разговоры в стиле доморощенного психолога! А мне совсем не это надо.

Банальные ободряющие штуки вроде «Все будет хорошо!» меня уже не спасут.

– Пап, я про другое. Давай начистоту: ты на меня странно косишься. Шатун считает, это потому, что ты думаешь, будто я не твоя дочь.

– Идиот твой Шатун, – буркнул папа. Но это не означало, что он не согласен.

– Я еще вот что заметила… Бабушка рассказывала, что когда-то ты работал нормально. В фирме, как все! А уже после моего рождения увлекся мистикой. Почему так? Неужели совпало?

– Совпало…

– Врешь ведь!

Он бросил на меня укоризненный взгляд, как бы намекая, что с родителями так не разговаривают. А что остается, если родители постоянно молчат или врут? Даже если они вот так пытаются меня защитить, не им решать, что мне по-настоящему нужно!

– Уля, давай поговорим об этом когда-нибудь потом.

– Нет уж, давай поговорим сейчас! Я не знаю, что там пишут в этих ваших пособиях по правильному выращиванию детей… Но я ведь уже чувствую, что что-то не так! Если ты не скажешь, я начну додумывать. Представляешь, что придумаю?

– Ты можешь просто забыть об этом?

– Я должна знать, – настаивала я.

Папа ненадолго задумался, словно консультируясь с воображаемым психологом, потом медленно кивнул:

– Ладно… Если учесть все события недавних дней, может, действительно пора?

– Если я спросила, то – пора. Ты правда считаешь, что я не твоя дочь?

– Я этого никогда не говорил! – возмутился он.

– Но ты ведь не уверен до конца, да?

– Это… сложно.

Смущается, отводит взгляд… Значит, есть что скрывать. Я уже и сама сомневалась, что мне нужно знать об этом, но обратного пути не было. Поэтому я терпеливо ждала, пока папа снова заговорит.

Все началось, когда я заболела и попала в больницу. Мама и папа жутко беспокоились, поэтому на время моего лечения переехали поближе, в квартиру знакомых, буквально через дорогу, чтобы им проще было меня навещать. Поэтому о пожаре они узнали одними из первых.

Они побежали к больнице, но внутрь их не пустили, там уже было организовано оцепление. Им оставалось только ждать в прибывающей толпе родителей, надеясь на лучшее. Ведь эвакуация проводилась! Маленьких пациентов выносили из охваченного огнем здания, и мои родители надеялись, что среди них буду и я.

Но меня не было, а папа случайно услышал разговор двух пожарных. Они обсуждали, что к младенцам не подобраться – слишком далеко зал, слишком быстро сдается огню старая постройка. По идее, это должно было напугать его, а он поддался порыву. Папа не тот человек, который предпочитает сидеть и ждать.

Уж не знаю, как, но ему удалось пробиться через оцепление, воспользовавшись общей суматохой. Может, это и называют состоянием аффекта? Там был такой пожар, что он должен был мгновенно сгореть! Или в дыму задохнуться. А он вместо этого прорвался на лестницу, ну а путь к нужному залу он знал.

– Когда я пришел, там действительно было