взглядом, как тогда, когда она послала его первый раз… Но ведь потом она, кажется, передумала! Тем вечером, когда пострадал Зотов, она явно размышляла об этом – а теперь опять смотрит с холодом статуи.

Марат не собирался гадать, что да почему. Не верил он и в то, что никакого «почему» вообще нет – только не для такого человека, как Полина. Ему оставалось лишь спросить:

– Что происходит?

– Не думаю, что у нас выйдет толковое общение, – вздохнула она. – Не без общей практической цели так точно. Я понимаю, что у каждого из нас за спиной свои проступки. Но суть проста: что-то мы можем принять в другом человеке, а что-то – нет. Именно в нем, даже если это дозволено другим.

– Та-ак… Начинаю понимать. Ты приписала мне какой-то грех и решила, что меня за это нужно в изоляцию. Потом ты подумала и решила, что меня ради общей цели можно и потерпеть.

– Да. Решила, что это не мое дело и не связано с тем, чем мы занимаемся. Но теперь нам не нужно работать вместе, а если речь идет о человеческом общении… прости, я не могу закрыть на это глаза. А лезть к тебе в душу не хочу, права не имею.

– О, нет, пожалуйста, приглашаю! – усмехнулся Марат. – Это за какое же преступление меня заочно приговорили к изгнанию?

Он знал, за какое. Как будто так сложно догадаться! Его долгое время спасало лишь то, что тут нет доступного интернета. Но если залезть в Сеть, все выяснить несложно… Точнее, увидеть, что там считается правдой. Его, Марата, правду там не сохранили.

Ему просто хотелось услышать это от нее, и Полина подтвердила:

– Речь о том, что ты отказался от собственных детей. Я знаю, что не должна осуждать тебя и это не мое дело. Но и делать вид, будто это не случилось, я не могу, прости.

Если бы такое сказал кто-то другой, Марат развернулся бы и ушел. Оставляя этим людям право верить во всякий бред, а за собой – право не оправдываться. Не конструктивно, но в его жизни и так было слишком много случайных людей, он не видел смысла их удерживать.

Только вот Полина случайной не была. И обиду на нее оказалось очень легко погасить мыслями о том, что она услышала эту историю не от него. Она знает то, что ей позволили узнать… И он тоже позволил: Марат давно уже не интересовался, какой грязью замазывают его имя в этих ямах со сплетнями. Как бы он отреагировал, если бы узнал то, что узнала она? Да примерно так же. Может, даже более эмоционально: он начал бы открыто обвинять ее в том, что она бессердечная стерва, не сдерживая себя ограничениями вроде «не мое дело».

– Насколько мне известно, психологи рекомендуют не замалчивать проблемы, не додумывать их значение, а обсуждать их, – указал он.

– Да, в случае проблем с друзьями и близкими – чтобы не потерять этих самых друзей и близких.

– Ну так вот… Хочешь обсудить?

Теперь ему был особенно важен ответ. По ней ведь не поймешь, что она думает и чувствует на самом деле. Полина умела казаться какой угодно. Она была перегружена чужими проблемами. Если бы он вообще ничего не значил для нее, она бы сейчас нашла способ вежливо отказаться.

И она наверняка думала об этом, с минуту, но ему и такой срок показался вечностью. Наконец она кивнула:

– Пожалуй, ты прав. Но не здесь.

Они взяли обед с собой – попросили повара упаковать выбранные блюда в пенопластовые контейнеры с фольгой. Повар, молодой турок, имени которого Марат не знал, бросал на них многозначительные взгляды, будто желая показать: да-да, ребята, я все понимаю, мужчине и женщине нужно порой немного романтики вдали ото всех! То, что сейчас происходило в «Пайн Дрим», повара не смущало. И это не было скрытым коварством, просто в мире молодого мужчины все оказалось простым: если он выжил, то надо жить, а не скорбеть. Если вот на него, повара, однажды рухнет потолок, разве поможет ему чужая скорбь? Нет, он будет жалеть лишь о минутах, когда не радовался сам.

Забрав контейнеры, они покинули ресторан, а после и территорию отеля. Прошли в заповедник, но не к морю – это место все еще напоминало о Федоре Михайловиче. На сей раз они повернули к лесу, нашли один из столиков, установленных для туристов. Знак на площадке призывал не мусорить и не жечь костры. Ни тем, ни другим Марат и Полина заниматься не собирались.

Полина казалась внимательной и дружелюбной – как психолог на приеме, она со всеми пациентами была такой. Это немного раздражало, Майорову хотелось, чтобы она сейчас волновалась. Хотя кто ее поймет, что она на самом деле чувствует? Марат тоже сумел бы это скрыть, если бы захотел.

Потому он и заставил себя говорить о том, о чем обычно молчал.

– Я знаю, какой мою историю с Ксюхой представляют всем… Какой выгодно, такой и представляют, я там плохой парень. Но все не так однозначно – пошлая фраза, понимаю, но иногда нужна и она.

С Ксенией их свел театр – оба там служили, еще молодые и никому не известные. Марат понимал, что это временно. Ксения вообще не думала о будущем, ей было хорошо в настоящем. Этим она и привлекла его: беззаботностью, искренностью, умением поверить, что в мире нет проблем и все достижимо. Ну и красотой, конечно. Она была совсем молоденькой, очаровательной, легко краснела и чем-то неуловимо напоминала фарфорового ангела.

Начиная этот роман, Марат и сам не представлял, что ему нужно. Мысли летели вперед, на другие сцены, на экраны кинотеатров. А с Ксюшей ему просто было очень хорошо. Мешала только мысль о том, что сейчас он ни к чему не готов: ни к браку, ни к детям, ни к стабильности. Он понимал, что если сосредоточится на карьере, ему будет трудно, он не сможет дать ей то, чего она заслуживает. И Марат решился на честный разговор, осознавая, что может потерять Ксюшу, что это окажется больно – но правильно.

Она развеяла его заботы. Ксюша призналась, что и ей ничего серьезного не нужно. Ну какая беременность, когда она только роли нормальные получать начала? Да и вообще, на свадьбу нет денег, и зачем что-то менять, если им и так хорошо… Он поверил ей. Неважно, насколько сильно он ее любил – или она его. Или вообще никто никого не любил. Им было хорошо