– Катерина Михайловна! – заговорила она, щурясь против света на всю компанию, поднимавшуюся наверх. – Должна вам заметить, вы не имеете никакого юридического права поселить в квартире вашего осужденного мужа африканского шамана и его восемь жен! Я уж не говорю о сорока детях, это уже вообще переходит всяческие границы! Я специально узнавала у юриста! Ваш муж теряет прописку, и квартира…

– В чем дело, Эпопея Кондратьевна? – спросил профессор, отодвигая женщин и появившись перед генеральшей собственной персоной. – Отчего вы так интересуетесь моей квартирой?

– Ва-валентин Петрович… – оторопела генеральша, – вас выпустили до суда под залог?

– Не надейтесь, Эпопея Кондратьевна, – серьезно ответил профессор, – меня выпустили совсем. Нашли настоящего убийцу, так что я пока поживу в собственной квартире, как это ни противно окружающим…

Вся компания протиснулась мимо генеральши Недужной, взглядами выразив все, что они о ней думают.

– Как хорошо дома! – воскликнул профессор, перемигнувшись с чучелом обезьяны в коридоре. – Как я мечтал о покое…

Но вот как раз покоя-то профессору Кряквину в этот вечер так и не суждено было дождаться. Едва только все вошли в квартиру, как раздался звонок в дверь.

– Убью эту генеральшу! – кровожадно пообещала Катерина.

Но за дверью стоял молодой человек в зеленой униформе. В руках у него была круглая коробка, завернутая в яркую подарочную бумагу. Бант на коробке был такой огромный, что закрывал молодому человеку обзор.

– Для Дроновой Екатерины Михайловны, – сказал молодой человек, с заметной радостью поставив коробку на пол, – вот тут распишитесь.

– От кого это тебе такие большие подарки? – осведомился профессор, причем в его голосе подруги расслышали нотки ревности.

– Вот еще тоже, – прошептала несдержанная на язык Жанна, – сам полтора года шлялся неизвестно где, жене ничегошеньки не привез из своей Африки, а еще недоволен, когда другие что-то дарят.

– Ой, это от Себастьянова из Эрмитажа, – удивилась Катя, расписываясь на квитанции, – что бы это могло быть?

– Тяжесть несусветная! – сообщил молодой человек и поскорее ретировался, чтобы не заставили его тащить посылку в комнаты.

– Кто такой Себастьянов? – нахмурился профессор. – Фамилия какая-то подозрительная…

– Не более подозрительная, чем Кряквин! – встряла Жанна, у которой лопнуло терпение. – К вашему сведению, Себастьянов – это профессор из Эрмитажа, очень уважаемый человек…

– Да-да, дорогой, – проворковала Катя, – именно ему мы должны быть благодарны за то, что тебя так быстро освободили. Он все уладил.

– Отчего же тогда он делает тебе подарки?

Профессор грозно сверкал глазами и схватился уже за первый попавшийся под руку топор.

– Оттого, что мы отдали ему картину! – хором заорали подруги. – Ян Ван Гроот! Шестнадцатый век! Он считал картину пропавшей навсегда! А мы ее поднесли ему на блюдечке! Безвозмездно!

– Безвозмездно – это значит даром, – холодно добавила Жанна, – и за это он прислал вашей жене подарок. Еще вопросы есть?

– Есть, – профессор не отвел глаза, – а что же там такое?

– Понятия не имею! – Катерина бестолково вертелась вокруг коробки. – Наверное, памятный сувенир.

– Судя по размерам, осколок древней каменной бабы, – насмешливо сказала Жанна, – или царский ночной горшок из яшмы, может, у них там, в Эрмитаже, завалялся какой, неучтенный…

Катерина выхватила у мужа топор, тоже очень ценный, и осторожно разрезала ленту на коробке. Долго разворачивала бумагу, и наконец все ахнули. На красивой крышке было написано:

Торт «Оперный», «Любовь к трем апельсинам».

Дальше был портрет в овале какого-то приличного господина в пенсне и кое-что написано мелко.

– Дата изготовления – двадцать седьмое июня, то есть сегодня, – прочитала Жанна, – вес… мама моя дорогая – двенадцать килограммов! Обожраться! А это еще что за хмырь в пенсне?

– Это композитор Прокофьев, тундра! – фыркнула Ирина. – Он написал оперу «Любовь к трем апельсинам»! Только непонятно, при чем тут торт…

– Девочки! – Катька осторожно приподняла крышку и застыла в полном экстазе. – Красота-то какая!

Посередине торта гордо возвышались три крупных засахаренных апельсина. Вокруг них был орнамент из кремовых листьев и сбитых сливок. Все свободные места были просто усыпаны орехами, цукатами и кусочками шоколада.

– С ума сойти! – выдохнула Катька. – Какой душевный человек этот Себастьянов! Валек, ставь скорее чайник!

С большим трудом перетащили торт на кухню, электрический чайник уже вскипел, и Катя торопливо рылась в шкафу в поисках заварки. И тут снова зазвонили в дверь.

– Ну будет когда-нибудь в этом доме покой или нет? – ворчал профессор, идя по длинному коридору. – Катерина, небось снова к тебе…

Однако на этот раз гость явился к профессору Кряквину. На пороге стоял худой высокий старик, загорелый до черноты и продубленный морским ветром и соленой водой. Ирина без труда узнала в нем бывшего доцента Константина Сергеевича Маслова, под чьим присмотром была оставлена вторая африканская жена профессора Кряквина. Доцент был одет в довольно приличную рубашку с коротким рукавом, потертые, но чистые джинсы и, если не считать длинной пегой бороды, выглядел вполне цивильно.

– Валентин! – вскричал исследователь одичания бомжей. – Горе-то какое! Ты прости меня, идиота старого! Не уследил! Не уберег! Маня-то наша… Маня-то… Манечка…

– Померла? – профессор схватился за сердце.

– Акулы съели? – спросила Катька, сердито косясь на своего мужа и сжимая в руках пустой заварочный чайник.

– Акулы в наших широтах не водятся, – с достоинством ответил бывший доцент, – вы, Катерина Михайловна, со мной не шутите, я по серьезному делу пришел. И не померла, Валентин, твоя жена, а сбежала.

– Как? – ахнули все хором.

– Да вот так! – сердито ответил дядя Костя. – Парусник такой знаете – «Штандарт» называется?

– Знаю! – оживилась Ирина. – Ребята его сами сделали по чертежам Петра Первого. И внешне все такое же, как в восемнадцатом веке, очень красиво…

– Ну, проходили они мимо, да сели на мель возле судостроительного. Там давно фарватер почистить надо. А эти думали, что проскочат – ан нет. Ну, пока то да се, буксира ждали – три дня они возле нас ошивались. И все на берег – то за водой, то инструмент какой… Маня им покушать сготовила, они ее к себе на судно пригласили. Есть у них там такой, не то механик, не то еще кто… – здоровый, рыжий… И как я не допер, что она на него сразу же запала…

Доцент огорченно махнул рукой и продолжил:

– Они ее сманили, сказали, что в кругосветное путешествие собираются, может, и к берегам Африки пойдут… Да только дело все в этом рыжем, он девке голову заморочил…