– Думаю, да. Пусть твой инженер отрабатывает свой хлеб. А теперь налей мне еще вина.

Он наполнил оба кубка, они откинулись на спинки сидений и так увлеклись беседой о будущем храме, что пропустили час полуденного отдыха.

– Я хочу, чтобы работы начались немедленно, завтра, – говорила она. – Собери рабов и начинай расчищать место для строительства. Если понадобится, используй то, что осталось от храма Ментухотепа.

– Расчистка займет много времени, ваше высочество. У подножия утесов грунт поднимается, его нужно будет срезать.

– Это твое дело. Бери все, что тебе потребуется. Жрецы одобряют мой выбор; я убедилась в этом в тот самый день, когда впервые увидела это священное место, так что ничто не мешает нам начать немедленно. Я еще покажу моему брату, на что способна царица!

Мрачные мысли тут же овладели ею, и он, не отрывая кубка от губ, видел, как сжимавшая пергамент рука упала на колени, а гладкий лоб под золотой диадемой со змеей прорезали морщины. Она положила ногу на ногу и начала болтать украшенной драгоценностями ступней. Вдруг она бросила на него холодный, оценивающий взгляд, так похожий на взгляд ее отца, что Сенмут еле скрыл трепет.

– Через два дня я войду в храм, где меня коронуют регентом Египта, – сказала она, но он не ответил, ожидая продолжения летучей мысли.

– После этого моя жизнь изменится, жрец. Многие из тех, кто сейчас благосклонно кланяется и зовет меня «ваше высочество», станут прятать глаза от царя и скрывать от меня свои мысли. Поэтому мне пора начинать очень осторожно возводить вокруг себя стену из тех, кому я могу доверять.

Она перестала качать ногой и снова пронзила его взглядом.

– Доверять, – медленно и задумчиво повторила она, не сводя глаз с его лица. – Что скажешь, жрец, если я сделаю тебя управляющим Амона?

В первые секунды изумления мысли Сенмута устремились назад, к его самому первому дню в Фивах, когда в белом с золотом кабинете высокомерный надушенный слуга бога со скучающим видом выслушивал данные ему, Сенмуту, рекомендации, которые сбивчиво перечислял его отец. Он снова почувствовал себя маленьким и смущенным, и даже резкий запах нервного отцовского пота на миг вспомнился ему.

– Ваше высочество, я не понимаю, – сказал он. Она коротко рассмеялась:

– Все ты понимаешь. Ты с самого начала показал, что умеешь быть осторожным. Ты сумел сохранить гордость и остаться верным своему другу и мне перед лицом самого фараона, а это непросто. Ты нужен мне в храме, Сенмут, как мой защитник. Я люблю бога, Отца моего, и почитаю его служителей, но я не дура. Я слишком молода, чтобы занять царский престол, и у меня нет опыта. В храме найдется немало таких, кто не остановится перед тем, чтобы шпионить за мной, опасаясь за собственное положение. Я поставлю тебя над ними управляющим, и ты будешь служить мне верой и правдой. Это я знаю. Теперь ты понял?

Он понял, но все равно видел только спину отца, павшего ниц перед человеком в ослепительно белых одеждах, и собственные загрубелые от работы руки, протянутые в неуверенной мольбе.

– Я и раньше говорил, что живу лишь для того, чтобы служить вам, – ответил он, – и останусь верен своему слову. Никто, кроме вас, не заслуживает поклонения.

Воспоминания о том первом дне еще не отпустили Сенмута, и потому в его голосе прозвучали горечь и легкое высокомерие; чтобы лучше разглядеть Хатшепсут, он слегка запрокинул голову.

Его тон не ускользнул от ее внимания, и она одобрительно кивнула:

– Тогда решено. Изгоняй из храма всякого, кто покажется тебе неблагонадежным, и не страшись никого, кроме меня. Каждый день в часы аудиенций ты 'будешь приходить ко мне с докладом, а я приставлю к тебе жезлоносца, чтобы он объявлял о твоем появлении, и писцов, чтобы повсюду следовали за тобой. Ты будешь управляющим скотным двором и садами Амона, ибо я знаю, что ты имеешь опыт и в том и в другом, и горе любому, кто осмелится отказать тебе в чем бы то ни было!

Он по-прежнему сидел и смотрел на нее, но его ум лихорадочно работал. Ответственность, которая возлагалась на него, устрашала, но она со своей обычной проницательностью сумела подобрать для него именно ту должность, с которой он наверняка справится, не зря ведь он родился на ферме. Он знал, что у него все получится. Что касается других обязанностей, невысказанных, то тут он не был так уверен, однако не сомневался, что, пока он исполняет обязанности главного управляющего, никакого недовольства в храме не будет.

– Жить будешь в этих же покоях, – продолжала она, – пока не поймешь пределов своей новой власти. Тогда я построю тебе дворец, и у тебя будут своя ладья, колесница и все что пожелаешь.

Он внимательно вгляделся в ее лицо, но она не шутила, и в прохладном полумраке комнаты он почувствовал, что она тянется к нему, без слов, хотя ее лицо сохраняло выражение глубокого и спокойного внимания. Он понял, что она неосознанно, почти слепо нуждается в вытащившем ее когда-то из озера пареньке, чьи мечты оказались сходными с ее собственными и который, повзрослев, не утратил энергии, заставившей его искать места у ног Инени. Ему захотелось сказать ей, что он ее любит, что этот храм будет не только ее даром богам и самой себе, но и залогом его любви, всем тем, что может подарить смертный мужчина женщине, которую жаждет заключить в свои объятия. Должно быть, его глаза отчасти выдали его мысли, потому что по ее губам скользнула задумчивая улыбка.

– Ты по-настоящему благородный человек, Сенмут. Ты мне очень нравишься. Помнишь, как я разозлилась, когда ты растер меня тем старым шершавым покрывалом? И как я заснула у тебя на плече?

– Помню, ваше высочество. Вы были красивой девочкой. А теперь вы красивая женщина.

Он постарался, чтобы его слова прозвучали как нечто само собой разумеющееся, но его голос прервался, и он, глядя в пол, прикусил губу.

– Я – бог, – сказала она твердо, и настроение потерялось. Она встала. – Скоро обед. Пойдем со мной, поедим и потолкуем с Менхом и Хапусенебом. Может, и Юсер-Амон придет. Ты его еще не видел, а я хочу, чтобы вы познакомились. Я желаю знать, что думаешь ты обо всех моих друзьях, ибо скоро они могут стать больше чем друзьями, а твое мнение для меня важно. А еще я хочу, чтобы ты увидел Тутмоса, моего брата, который вернулся с Севера на мою коронацию.

Он тоже встал и поклонился.

– Ваше высочество, я только что подумал, что мой брат, Сенмен, очень пригодился бы мне на новой работе. Могу я послать за ним и, быть может, заменить его на ферме рабом? Он нужен моему отцу, но мне, я думаю, еще больше.

– Зачем ты спрашиваешь? Нанимай кого сочтешь нужным. Ты любишь брата?

– Да. Мы много работали вместе.

– Я тоже часто работала со своим братом, – заявила она, проходя мимо, – и должна сказать, что он непереносимый зануда. Но у вас с ним найдется кое-что общее, ибо он тоже любит строить и уже немало сделал для украшения Египта.