ложись, поспи! Ты на ногах не стоишь.

-- Мне надо…

…

-- Оберон, Реанимация, требуется экстренная эвакуация гражданских.

…

-- Я… - Парень в футболке и шортах, пропитанных кровью, не договорил, его ноги подкосились, и он рухнул на сухую траву.

Он не был ранен, просто дошел до края. Хорошо, что это случилось на территории госпиталя. Взял его на руки, и тут у меня перед глазами все завертелось.

Укол закончил свое действие…

…

-- Что вы себе вкололи, Оберон?

Открываю глаза, я в медицинской палатке. Рядом сидит Эми Даллон, и похожа она на ходячий труп. Мы приносили сюда тех, кто выглядел лучше.

Черт!

Как плохо-то!

-- Энергетик.

-- Я так и подумала. - Девушка избегает смотреть на меня. - Редкостная дрянь, не делайте так больше.

-- Не говори никому, пожалуйста.

-- То, что вы не совсем человек?

-- Да.

-- Я храню врачебную тайну.

-- Спасибо.

-- Я пойду.

-- Как Реанимация?

-- Спит. Да, и вам не помешает.

-- А тебе?

-- Я уже тоже скоро. - И Панацея, покачнувшись, вышла из палатки.

Глава 11

Броктон-Бей. 27 февраля, день. Старая набережная.

Нападение Симург, то, что я увидел своими глазами, кое-что во мне изменило. Не много, но раньше было знание, что Губители - это катастрофа и трагедия, а сейчас пришло и понимание этого факта. Глубинное понимание. Один визит подобной твари, и счет жертв идет минимум на десятки тысяч. А когда ты выносишь истекающих кровью людей на своем хребту, это перестает быть просто цифрами.

Формально мы отстояли город.

Об этом твердили все СМИ, об этом говорили люди, об этом трезвонили на всех углах.

Это и было самым страшным.

Потому что эта победа, которой все радовались, по моему мнению таковой являлась очень условно. А как еще можно назвать бой, в котором погибли двенадцать тысяч гражданских, и еще больше ста пятидесяти тысяч в итоге вывезли на какой-то остров в Тихом океане и поместили на пожизненный карантин. Это победа?!! Местные считали - да. Я… Я сомневался.

Да и кейпов погибло “немного” опять же в сравнении с прошлыми атаками. Для меня же потеря тридцати одного героя, из которых кто-то мог лечить, пусть и не так хорошо как Эми, а кто-то помогать иначе, - это невосполнимая утрата, которая на большой дистанции еще больше увеличит число жертв. Потому как останься они живы, то спасли множество людей в будущем.

Единственное, что омрачало всеобщую радость, это появление в Канберре “Сынка” или мини-Губителя Слендермена, народ волновался по этому поводу. СКП совместно с Протекторатом выпустили опровержение, где отрицали связь Слендермена и Симург. Заявили, мол, у них есть информация о том, что Слендермен - это дело 53, который вместе с измененным телом получил и нечеловеческий разум. Да, трагедия, но так бывало уже не раз. Что происходит у Слендермена в голове, мол, понять невозможно, почему он назвал Симург мамой, непонятно, но совершенно точно, между ними нет родственной связи. Судя по тому, что я почитал в сети, им поверили только самые доверчивые.

Тем не менее несмотря на пасмурную погоду, народ на улицах Броктон-Бей в эти дни явно был настроен позитивно. У людей появился намек на надежду. Это чувствовалось, витало в воздухе. И даже дежурные фирменные американские улыбки, и те были пусть и немного, но искренними.

Вот я и вышел на прогулку. На простую прогулку, не по делу, не следуя планам. Я хотел почувствовать эту атмосферу, пропитанную надеждой. Развеять грустные мысли.

Официально Дан Клей был на больничном, в школу или на тренировку мне не надо было спешить, так что в кои-то веки у меня появилось свободное время. Понимаю, что разумнее было бы его потратить на самообучение. Но я чувствовал, что мне надо развеяться, поверить в то, что мы победили. “Зарядиться” настроением людей.

Бродил по улицам, смотрел на людей, гулял. Увы, помогало мало.

Проходя мимо одного из многочисленных кафе, коих было и правда много на Старой набережной, главной туристической зоне Броктон-Бей, услышал задорный смех. Настолько заразительный, что не удержался и зашел.

В кафе были заняты почти все столики, кроме пары совсем маленьких рассчитанных на одного или максимум двух посетителей. За один такой я и присел.

Тот искренний смех, что привлек моё внимание, его источником была группа молодежи за большим столиком в центре зала. Девчонки и мальчишки. Школьники, причем из семерых трое были моими учениками из Аркадии. Заметив меня, они приветственно помахали и продолжили шушукаться, иногда взрываясь смехом.

Из-за темных очков, которые я носил, было трудно заметить, куда направлен мой взгляд. Этим и воспользовался, наблюдая за школьниками. Мне было приятно на них смотреть, потому как именно ради того, чтобы люди могли и дальше вот так сидеть, беззаботно болтать и смеяться, я и старался. Разумом понимал, что это сущая мелочь, но на душе становилось легче с каждым взрывом их смеха.

Сделал заказ, свежевыжатый сок и фруктовый салат. С некоторой завистью посмотрел на совсем маленьких детишек за соседним столом, они с невероятным аппетитом поглощали мороженое. Увы, после моего изменения от флакона стоило мне съесть хоть ложечку этого лакомства, как меня начинало выворачивать. Но я прекрасно помнил, как раньше любил это мороженное, и насколько оно может быть вкусным. Мелочь, да, безусловно, но обидно до жути, до зубовного скрежета.

Принесли мой заказ, салат и сок оказались почти безвкусными. Нет, все было свежим, отличного качества, и обычный человек наслаждался бы подобным обедом. Но мои вкусовые рецепторы безошибочно определяли химические добавки в удобрения, которые применялись при выращивании фруктов, и горьковатый привкус пестицидов.

Нельзя постоянно работать, это доводит тебя до опустошения. Ты можешь этого не замечать, но так и есть. Надо иногда давать себе отдых, я об этом почти забыл. Как справляется Алекса, я не представляю, у неё же не было ни одного выходного за десятилетия. Возможно, Умники легче справляются с подобным? Возможно, но я не сильно верю.

После того, как очнулся в госпитале, а затем вернулся в Броктон-Бей, я позвонил ей. Разговора не получилось. И то, что она занята, что у неё много дел, не было этому причиной. Говорят, она бесчувственная, говорят, она почти не испытывает эмоций. Но даже по телефону я ощутил, как ей больно говорить со мной. Как только это понял, тут же попрощался. Ей и так трудно тащить все на