– Ты же знаешь, что это не я решила – папа устроил сюрприз! Так нечестно, Питер.

Он долго смотрит на меня.

– А Северная Каролина? Ты планируешь переводиться в Вирджинию или уже нет? Из Уильяма и Мэри ты точно хотела перевестись, а теперь непохоже.

Я облизываю губы, сердце стучит так, что не удержать.

– Не уверена. Может, да… А может, и нет. В Северной Каролине все иначе.

– Да, я заметил.

– Не говори так, словно это плохо! Ты что, предпочел бы, чтобы я была несчастной там, где учусь?

– Временно несчастной, – поправляет он.

– Питер!

– Ну же, Лара Джин. Ты действительно такого плохого мнения обо мне?

– Нет. Я… я просто не понимаю, почему ты так себя ведешь. Я всего лишь хочу дать Северной Каролине шанс. И хочу дать шанс себе. – У меня слезы в глазах, говорить трудно. – И ты тоже должен мне этого желать.

Питер вздрагивает, словно я его ударила. Кровать маленькая, но мне сейчас кажется, что он очень далеко. У меня болит в груди, я хочу быть с ним рядом. Но не могу.

Он молча надевает рубашку.

– Мне лучше уйти, – говорит он.

Встает и выходит. Я жду, пока закроется дверь дома, а потом начинаю плакать.

СОБИРАЯ УТРОМ ВЕЩИ, я надеюсь, что Питер приедет и отвезет меня домой; но его нет, а я не собираюсь его просить. Я еду обратно в Вирджинию с девочками.

От Питера ничего не слышно до следующего дня, когда я получаю сообщение:

Извини за тот вечер. Я придурок. Мы со всем справимся, обещаю. Мне нужно помочь маме, но потом можно тебя увидеть?

Я отвечаю:

Да.

Он пишет:

Мне правда очень жаль. Я тебя люблю.

Я начинаю набирать «Я тоже тебя люблю» в ответ, но телефон звонит. Это домашний номер Питера, и я торопливо отвечаю, говоря в трубку «Я тоже тебя люблю».

На том конце изумленное молчание, а потом неловкий кашель.

– Здравствуй, Лара Джин. Это мама Питера.

Я сгораю от стыда.

– Ой! Здравствуйте, миссис Кавински.

Она приглашает меня приехать поговорить. Говорит, что Питера нет дома, и мы пообщаемся наедине. Наверное, она отправила его с поручением как раз для этого. Как я могу не пойти?

Я надеваю желтый сарафан, крашу губы, расчесываю волосы и еду к Питеру. Миссис Кавински открывает дверь и улыбается; на ней полосатая блузка и шорты-бермуды.

– Заходи, – говорит она. Я иду за ней следом в кухню. – Лара Джин, хочешь что-нибудь попить? Солнечный чай[43]?

– С удовольствием. – Я забираюсь на табурет.

Мама Питера наливает мне стакан солнечного чая из пластикового кувшина. Вручая мне стакан, она говорит:

– Спасибо, что согласилась поговорить один на один. Я хочу с тобой кое-что обсудить.

– С удовольствием, – повторяю я. У меня мурашки по коже.

Миссис Кавински берет мою руку в свою. У нее прохладные сухие ладони, а вот мои внезапно потеют.

– Питер многое пережил и много работал. Ты знаешь, как он расстроился, когда его отец не пришел на вручение аттестатов. – Она ловит мой взгляд, и я киваю. – Он делает вид, что ему все равно, но душа у него болит. После Пляжной недели он стал говорить, что хочет перевестись в университет Северной Каролины после первого курса. Ты об этом знала?

Я чувствую, как вся кровь приливает к лицу.

– Нет, я этого не знала. Он ни словом не обмолвился со мной об этом.

Она кивает, словно так и думала.

– Если он переведется, то год не сможет играть, а значит, потеряет спортивную стипендию. Плата за обучение за пределами штата очень высокая, как ты, наверное, знаешь.

Так и есть. Папа сказал, что это не страшно. Марго осталось учиться всего два года, а Китти пойдет в колледж еще не скоро. Но я знаю, что это дорого. И хотя мы об этом не говорим, но я в курсе, что мой папа зарабатывает больше, чем мама Питера.

– Отец Питера говорит, что хочет помочь, но на него нельзя рассчитывать. – Она делает деликатную паузу. – Я надеюсь, что могу положиться на тебя.

– Не волнуйтесь, миссис Кавински, – поспешно говорю я. – Я скажу ему, чтобы не думал о переводе.

– Милая, я тебе очень благодарна, но меня волнует не только это. Я переживаю из-за его настроения. Когда начнется учебный год, ему нужно будет сосредоточиться на учебе и тренировках. Нельзя, чтобы он ездил в Северную Каролину каждые выходные. Это непрактично. Вы оба очень молоды. Питер уже принимает серьезные решения, ориентируясь на тебя. А кто знает, что случится с вами в будущем? Вы подростки. Жизнь не всегда складывается так, как планируешь… Не знаю, рассказывал ли тебе Питер об этом, но мы с его отцом поженились очень рано. И я… не хотела бы, чтобы вы повторили наши ошибки. – Поколебавшись, она говорит: – Лара Джин, я знаю своего сына. Он не отпустит тебя, если ты не отпустишь его сама.

Я моргаю.

– Для тебя он готов на все. Такой у него характер. Он предан тебе всей душой. В отличие от отца. – Ее взгляд полон сочувствия. – Я знаю, что ты любишь Питера и желаешь ему лучшего. Надеюсь, ты обдумаешь мои слова. – Она колеблется, но добавляет: – Пожалуйста, не рассказывай ему, он очень на меня рассердится.

Мне с трудом удается ответить:

– Не скажу.

Она облегченно улыбается.

– Ты славная девочка, Лара Джин. Я знаю, что ты поступишь правильно. – Она хлопает меня по ладони и отпускает. А потом меняет тему, спрашивая о том, как идет подготовка к папиной свадьбе.

Вернувшись в машину, я смотрюсь в зеркало и обнаруживаю, что щеки у меня все еще розовые. Ощущение, будто я в седьмом классе, когда мама Крис нашла ее сигареты и решила, что мы обе курили. Я хотела сказать, что не курила, но не могла, только сжималась от стыда. Сейчас я чувствую себя так же, словно сделала что-то неправильное.

Наверное, глупо думать, что мы с Питером станем исключением? Может, его мама права: мы совершаем большую ошибку? Внезапно каждое наше решение выглядит таким важным, что я боюсь сделать неправильный выбор.

Дома папа, Марго и Китти обсуждают, куда пойти ужинать. Обычное явление для вечера четверга, но мне так странно, что все говорят про еду, когда у меня земля уходит из-под ног.

– А ты куда хочешь, Лара Джин? – спрашивает папа.

– Я не очень хочу есть, – отвечаю я, глядя на телефон. Что сказать Питеру, когда он позвонит? Рассказать об этом? – Наверное, просто останусь дома.