Я мягко отвечаю:

– Я тоже никогда об этом не думала, но когда ты уехала в Шотландию, все это… не знаю… стало казаться более естественным, мысль о том, что у него кто-то будет.

– Знаю. И для Китти это полезно.

– Она считает Трину своей. У меня с Триной хорошие отношения, но у Китти с самого начала было с ней что-то особенное.

– Она ее охраняет как питбуль! – Марго издает дрожащий смешок. – И действительно ее любит.

– Я понимаю, почему ты сегодня так расстроилась из-за корейской кухни. Тебе кажется, что, если папа перестанет готовить корейскую еду из-за того, что Трина ее не любит, у Китти не останется этой связи. А если мы забудем Корею, то забудем и маму. – Слезы льются у нее по щекам, и она вытирает их рукавом толстовки. – Но мы никогда не забудем Корею и никогда не забудем маму. Верно?

Марго кивает и делает глубокий вдох.

– Господи, я сегодня плакала два раза! Это совсем на меня не похоже. – Она улыбается, и я улыбаюсь в ответ как можно шире. Она хмурится. – Лара Джин, с тобой все в порядке? Ты как будто… в меланхолии с тех пор, как вернулась с Пляжной недели. Между тобой и Питером что-то произошло?

Я так отчаянно хочу ей все рассказать, поделиться своим бременем, и пусть она скажет, что мне делать. Все было бы намного проще, если бы она сказала мне, что делать. Но я знаю, как поступила бы Марго в подобной ситуации.

«Не будь одной из тех, кто выбирает колледж ради парня» – так говорила моя мама, так считает и Марго.

КРИСТЕН РЕШИЛА, ЧТО ТЕМОЙ ДЕВИЧНИКА будут девяностые, потому что Трина их обожает. Так что все одеты в стиле тех лет. Честно говоря, мне кажется, что Кристен выбрала эту тему, чтобы надеть укороченный топик и продемонстрировать накачанный живот. Она приходит к нам домой в синей футболке с надписью SKATER GURL и мешковатых джинсах. Волосы разделены на прямой пробор, помада темно-коричневая и совершенно матовая. Первым делом она включает радио с музыкой девяностых на весь дом.

Девочки встречаются у нас в доме, а мальчики (и Китти) – в стейк-хаусе. Я рада, потому что до сих пор не знаю, что сказать Питеру.

Мы долго собираемся. Я выбрала платье в стиле «бэби-долл» в цветочек, которое нашла на «Этси»[46], кремовые гольфы и черные туфли на платформе. Я завязываю волосы в два хвостика, когда Кристен приходит на инспекцию, вооруженная бокалом для мартини, на котором розовым написано «Подружка невесты».

– О-о-о, как мило ты выглядишь, Лара Джин, – говорит она, попивая коктейль.

Я подтягиваю хвостики.

– Спасибо, Кристен.

Я рада, что мой наряд удался. Голова у меня забита другим, но не хотелось бы испортить Трине вечер.

Китти и Марго сидят на полу, и Китти красит ногти Марго черным лаком. Марго выбрала стиль гранж: длинная фланелевая рубашка, джинсы и «мартинсы», которые я одолжила у Крис.

– Что вы пьете? – спрашивает Китти у Кристен.

– «Космополитен». Внизу в бутылке из-под «спрайта» есть еще. Но не для тебя.

Китти закатывает глаза.

– Где Три?

– В душе, – сообщаю я.

Кристен склоняет голову набок и щурится.

– Тебе чего-то не хватает. – Она отставляет бокал и выуживает из сумочки помаду. – Вот, накрась губы.

– О… это тот же цвет, что и у вас? – спрашиваю я.

– Да! Называется «Тост за Нью-Йорк». Он был хитом сезона!

– Э-э-э… – Я не уверена. Губы Кристен словно вымазаны шоколадом «хершис», который потом засох.

– Верь мне, – говорит она.

– Я собиралась накраситься этим, – я откладываю щетку для волос и демонстрирую блестящий розовый блеск для губ. – «Спайс Герлз» такой наносили, кажется. Они же из девяностых?

– Скорее всего, поздние девяностые – ранние двухтысячные, – хмурится Кристен. – Но да, это подойдет. – Она протягивает помаду Марго. – А тебе вот это понадобится. В твоем образе недостаточно девяностых.

Она наблюдает, как Китти наносит последние штрихи на ногти Марго.

– Мне приходилось использовать черный маркер. Не представляете, девочки, как вам везет. Такое разнообразие. Мы обходились подручными материалами. Черный – маркером, белый – «штрихом».

– Что такое «штрих»? – спрашивает Китти.

– Господи, вы, дети, даже не знаете, что такое «штрих»!

Как только Кристен поворачивается взять свой коктейль, Китти скалится на нее и беззвучно шипит.

– Я это видела, – говорит Кристен.

– Я так и планировала, – огрызается Китти. Кристен смеривает ее взглядом.

– Заканчивай ногти сестры поскорее, накрасишь еще и мне.

– Почти закончила, – говорит Китти.

Через минуту раздается звонок в дверь, и все трое отправляются вниз. Кристен кричит:

– Откройте дверь, я принесу напитки!

Моник, которая была в одном сестринстве с Триной, одета в платье-комбинацию с рисунком из огромных подсолнухов поверх белой футболки и черные туфли на платформе совершенно космического вида. На ее подруге по «Соул-сайкл» Кендре комбинезон с розовой майкой и розовая резинка в тон в волосах. Многое из того, что на нас надето, носят и ребята в моей школе. Мода циклична.

Тема девяностых была правильным решением: Трина в полном восторге.

– Какое милое платье! – говорит мне Кендра.

– Спасибо! – отвечаю я. – Оно винтажное.

Она отшатывается в глубоком ужасе.

– Господи, девяностые уже считаются винтажем?

– Да, подруга, – говорит Трина, передергиваясь.

– Какой кошмар. Мы старые?

– Нам пора в дом престарелых, – жизнерадостно кивает Трина.

В машине по пути в караоке-бар я получаю сообщение от Питера – фотографию его отца с моим отцом, в костюмах и с широкими улыбками. У меня сжимается сердце. Как отпустить такого парня?

В баре мы занимаем приватную комнату. Марго заказывает гранатовую «Маргариту». Трина замечает, но ничего не говорит. Да и что она может сказать? Марго через месяц двадцать.

– Вкусно? – спрашиваю я.

– Очень сладко, – отвечает Марго. – Хочешь глоточек?

Очень хочу. Питер написал из стейк-хауса два раза, спрашивая, как идет мой вечер, и у меня все тяжелее на душе. Я осторожно кошусь на Трину, которая поет дуэтом с Кристен. Марго она ничего не сказала, но у меня есть чувство, что мне скажет.

– В Шотландии можно пить с восемнадцати, – говорит Марго. Я отпиваю глоток. Коктейль вкусный, терпкий и ледяной.