наручниками и с помощью прикосновения вернуться в свое тело. Перед этим несколько раз хорошенько бьюсь головой о радиатор. Нужно, чтобы хоть какое-то время этот жлоб приходил в себя. Получается.

Через минуту я вхожу в небольшое помещение, в котором лежит Всеволод. Бледный как смерть. Нужно всего лишь использовать символ, который снимает защиту, а потом тот, что снимет проклятье и дело в шляпе.

Делаю шаг вперед, но вдруг передо мной возникает черная душа, состоящая из густого дыма. Она вытягивает руку вперед, останавливая меня.

Глава 24

Кидайте кубики

Сущность стоит передо мной и не шевелится. Я смотрю в ее синие глаза и пытаюсь разгадать тайну.

Кто это? Что оно хочет мне сказать? Почему остановило? На ум приходит только одна мысль — неужели это душа Всеволода?

— Кто ты? — спрашиваю я, чтобы узнать наверняка.

Дух поворачивается и глядит на тело, которое лежит в кровати. К нему тянется множество трубок. Ночную тишину разбивает только хлюпанье аппарата искусственной вентиляции легких.

— Значит ты и есть Всеволод?

Душа возвращает взгляд на меня и продолжает пристально смотреть.

Как такое возможно? Как за одиннадцать лет тело мальчика не изменилось? Он абсолютно такой же, каким я его видел на фотографии в той газете. Это магия? Зуб даю, что все дело в ней.

— Чего ты хочешь от меня? — спрашиваю я.

Все электрические приборы в кабинете начинают мерцать. Довольно жутко. Сомнений нет. Если семья Всеволода тоже была из электроников, значит это он.

Слышу вопль одного из охранников. Он доносится прямо из коридора. У меня еще есть время, пока амбал не очухается окончательно. Но его немного.

— Я пришел освободить тебя, — произношу я и достаю из-за спины лист с символом.

— Держите его! Сука! — громко орет охранник.

Слышу стук каблуков в коридоре. Стоило, по крайней мере, закрыть за собой дверь.

Я срываюсь с места, захлопываю деревянную дверь и подпираю ручку стулом. Тут же с той стороны кто-то врезается ладонями в преграду. Пытается попасть внутрь, дергая за ручку. Тщетно. Я успел.

Оборачиваюсь. Дух уже стоит над собственным телом и жестом подзывает меня.

Подхожу ближе. Беру стакан с водой и с ее помощью открываю разрыв. Напитываюсь Силой. Снова это прекрасное чувство того, что ты способен сворачивать горы. Встаю рядом с кроватью и кладу свою руку на ладонь Всеволода с тыльной стороны. Голоса из коридора становятся все напористей и громче. Удар в дверь теперь пришелся куда более сильный. Ломают.

Вторую свою руку я кладу на неизвестный символ, который отдал мне Аввакум Ионович. Вспышка. Дверь ломается и внутрь залетают несколько санитаров вместе с охраной. Я тут же получаю по затылку и мое хрупкое детское тело падает. Огромные руки — скорее всего того, в которого я вселялся, — хватают меня и поднимают с пола с такой легкостью, словно я обычная марионетка.

— Ну все, паскуда! — орет разъярённый охранник. — Ты у меня ответишь за все свои дела!

— Как он попал сюда?! — восклицает дежурный доктор.

— Не знаю, — огрызается амбал. — Но этого сосунка ждет трибунал!

Рука, которая вцепилась в мой шиворот дергает, и я подаюсь вперед.

— Отпустите его… — вдруг слышится хриплый голос.

Все присутствующие одновременно со мной поворачивают головы в сторону постели, в которой должен лежать коматозный. И каждый из нас тут же буквально столбенеет. Никто кроме меня не ожидал увидеть это.

Трубка аппарата ИВЛ продолжает перекачивать воздух, но теперь в тусклом свете лампы светятся глаза одиннадцатилетнего аристократа. Вернее двадцати двух летнего, но выглядящего совсем как школьник.

— Господин… — роняет несколько слогов охранник, держащий меня. Его хватка слабеет.

— Отпустите…его, — повторяет Всеволод.

— Но…

— Отпустите! — гаркает он сильным голосом и тут же вновь начинает хрипеть. — Я сказал…

И тогда меня освобождают окончательно.

Спустя несколько мгновений легкого шока врачи принимаются бегать вокруг аристократа. Начинают мерять ему давление, температуру и проводить другие необходимые процедуры. Меня же охранники отводят в свою палату и, на всякий случай, закрывают там на ключ.

Вот так. Не успев толком сообразить, что происходит я сделал окончательный выбор и навсегда отрезал для себя возможность узнать через одну лояльную ко мне душу, где искать свою сестру. Более того, я почти на сто процентов уверен, что Владлен больше не появится. Судя по тому, что за завесой у них есть какое-то свое сарафанное радио, то очень скоро он узнает, что один из аристократов покинул их обитель и вернулся в собственное тело.

Но этот выбор был самый очевидный. Я не мог поступить по-другому. Зато теперь я член клана Германна и имею некоторую неприкосновенность, а отец Кипятка приобретает нового конкурента в борьбе за власть внутри своего клана. Отныне я самая наименьшая из его проблем. А у меня, в свою очередь, высвобождается просто уйма времени на то, чтобы заработать на новые паспорта себе и своим близким. Нужно этим и заняться на ближайших каникулах.

Не передать словами, как моя мать была рада новости о том, что мне удалось избежать участи служивого на Казачьей заставе. В отличие от Парфенова. На нем прямо-таки лица не было, когда еще через день я заявился в школу и нагло уселся с ним за одну парту. Как ни в чем не бывало. Как будто это он занял место на моей территории, а не наоборот.

— Теперь слушай меня внимательно, Парфенов, — проговорил я, улыбнувшись Клаус, которая только-только вошла в кабинет и удивленно посмотрела на меня. — Я уверен, что ты уже слышал, что твой отец вот-вот перестанет быть главой клана. И эта самая безобидная новость из тех, которые я приготовил для тебя в самом ближайшем будущем. Я хочу, чтобы ты почаще вспоминал тот момент, в который выписывал приговор моей сестре. Особенно, когда будешь получать эти новости одну за другой. И когда ты вырастешь, то скажешь мне спасибо за то, что я сделал человека из такого говнюка, каким ты рос.

Я посмотрел на Кипятка исподлобья и неприятно поморщился. Затем не сдержался и показал ему средний палец. А в следующее мгновение встал и ушел за свою парту.

Я сделал это так, чтобы никто не видел. Не стал провоцировать и давать шансов мелкому ублюдку вновь развязать со мной войну. Но не ткнуть его носом в последние новости, которые сегодня распространяют все газеты — о том, что Всеволод Яблоньский пришел в себя, — я не мог. Ведь это была моя маленькая победа. Не первая, но важная.

Конец недели наступил, как это чаще всего