Такер уже стояла в дверях, но повернулась и ответила так, словно Эмерсон задал вопрос вслух:

— Всему свое время. Вперед.

* * *

Амайя включила компьютер, и предполагаемая надпись отобразилась на весь экран:

Не может ли это быть N, за которой следует E, а дальше — незавершенная L, спрашивала она себя.

— Похоже, писал ребенок, — раздался голос у нее за спиной. Амайя повернулась и увидела детектива Булла, держащего в руках два кофе.

— Решил немного передохнуть и подумал, что кофе вам сейчас придется кстати, — сказал он, протягивая стаканчик.

Амайя поблагодарила его улыбкой.

— Вы сказали, что это писал ребенок… — Она указала ему на стул рядом с собой.

Детектив улыбнулся и сел, обрадованный тем, что может помочь.

— У меня шестилетний мальчик и десятилетняя девочка, и это напоминает их почерк — у них частенько выходят такие строчные буквы.

Амайя снова взглянула на предполагаемую надпись: действительно, похоже на работу ребенка.

— Хотя это может быть и почерк взрослого, который много пишет от руки…

Саласар посмотрела на Булла с удвоенным интересом.

— Как это, объясните, — попросила она.

— У Эддисон с самого начала был очень аккуратный почерк. Но у Лиама, моего младшего, с этим есть некоторые трудности. Я-то считаю, что почерк — это часть личности, а малыш мой — натура широкая, однако учительница Лиама считает иначе и постоянно оставляет замечания в его тетрадях.

Амайя кивнула.

— На прошлой неделе, — продолжил Булл, — учительница моего сына написала для нас, родителей, замечание под его сочинением. Я уже видел ее замечания и знаю, что такое учительский почерк, но этот комментарий меня взбесил, и я обратил внимание на то, что она сама плохо дописывает кончики у буквы S, кроме того, неразборчиво пишет N и M. Да я и сам этим грешу. Только у взрослого это считается особенностью почерка, а ребенка за это ругают. В замечании говорилось что-то вроде: «Лиам должен работать над почерком, мне трудно понять, что он пишет». Под ним я оставил приписку, написав как можно старательнее: «Извините, мэм, я тоже не понимаю ваш почерк».

Амайя от души расхохоталась:

— И как она на это отреагировала?

— Нормально, с юмором. На другой день, когда Лиам пришел домой из школы, у него в тетради было новое замечание: «Тушеˊ, но Лиам все равно должен писать более разборчиво».

Амайя сосредоточилась на надписи, не переставая улыбаться.

— Как вы познакомились с агентом Дюпри? — неожиданно спросила она, повернувшись к Буллу, чтобы поймать выражение его лица.

На лице детектива на пару секунд изобразилось недоумение, хотя он тут же восстановил контроль и невозмутимо ответил:

— Вы стояли рядом, когда нас вчера утром представили друг другу.

Она улыбнулась и щелкнула языком, склонив голову с выражением разочарования.

На экране звякнул сигнал входящей почты — это была фотография, отправленная ей Такер.

Амайя посмотрела на Булла, тот встал:

— Не буду мешать вам работать.

— Вы не ответили на мой вопрос. — Она сделала вид, что сердится.

Как только на экране появилось изображение, Амайя поняла смысл замечания Такер о том, что снимок ей, скорее всего, не поможет. Ростом, комплекцией и возрастом, а также цветом волос и глаз Брэд Нельсон действительно походил на Мартина Ленкса. С одним разительным отличием: все его лицо было испещрено шрамами. Амайя увеличила изображение, чтобы рассмотреть их поближе, но уже понимая, что не сможет применить программу распознавания лиц. Это были явные следы ожогов. Бугристые шрамы шли от лба до подбородка, особенно сильно были поражены нос и левая скула. Похоже, Нельсону несколько раз пересаживали кожу. Без сомнения, швы повлияли и на рост волос. Отметины казались старыми и не имели розового оттенка, характерного для свежих шрамов. Должно быть, он получил их много лет назад. Фотография была взята из группового портрета с другими добровольцами. Брэд Нельсон был в очках в тонкой оправе, почти невидимых на лице, и улыбался. Скуловая мышца была частично разрушена, а мелкие морщинки вокруг глаз не позволяли установить, была ли улыбка искренней. На щеке тоже имелись глубокие повреждения, доходящие до самых мышц. Область рта была покрыта рубцовой тканью, которая стягивала кожу, делая улыбку кривоватой. Но выражение лица было одновременно гордым и беззаботным, естественным для члена группы, частью которой он имел честь быть.

Амайя открыла другие файлы, присланные Такер и Эмерсоном. Семейной фотографии Нельсонов среди них не было. Снимки мальчиков выглядели так, будто были взяты из школьных альбомов, а портрет жены, скорее всего, заимствовали из водительских прав. Она была симпатичной большеглазой брюнеткой и улыбалась, глядя в объектив. На лице макияж, волосы уложены мягкими волнами. Она позировала для снимка на документ, а значит, примерно так выглядела и в повседневной жизни. Звали ее Сара. Она была полной противоположностью жены Мартина Ленкса. Оба мальчика были похожи на мать. Дилан и Джексон. Оба хороши собой — темные волосы, большие глаза. Старший улыбался, средний казался серьезным. Девочка отличалась от них. Ее звали Изабелла. Волосы каштановые с рыжеватым оттенком, слегка волнистые, как у отца. Унаследовала ли она его черты или похожа на кого-то из родственников? Амайя скопировала фотографию девочки и снова открыла семейный портрет Ленксов, хотя знала, что программа не поможет установить сходство со следующим поколением. У сыновей Ленкса были темные волосы, как у жены, а у девочки — рыжие кудри, как у ирландки. Она сравнила девочек. Локоны Изабеллы казались более тусклыми, в отличие от ярких кудрей дочери Мартина Ленкса, но в целом они обе были подростками, хоть и разных эпох, и между ними имелось столько же различий, сколько и общих черт. Это никуда не вело.

Амайя вернулась к фотографии Брэда Нельсона и поместила ее рядом с фотографией Мартина Ленкса. Не мог ли этот человек изуродовать себя нарочно, чтобы уйти от наказания за убийство своей семьи? Очень может быть. Ленкс был о себе высокого мнения, но не из-за того, как он выглядел. Он не сомневался в своей высокой нравственности, в том, что достиг в ней совершенства. Такая банальность, как внешность, не может быть препятствием для внутренних качеств.

* * *

Было уже десять вечера, когда Дюпри позвонил в Галвестон. В телефоне послышался веселый женский голос:

— Дом Ридов. — С заднего плана доносились звуки музыки и разговоров.

— Добрый вечер, мэм. Простите, что беспокою вас в такое время. Я — агент Дюпри из ФБР и хотел бы поговорить с капитаном Ридом.

— Сейчас позову его, — ответила женщина. В ее голосе прозвучала досада; возможно, он от чего-то отвлек ее.

Через несколько секунд,