трансформировать, наполнив их иным содержанием, создать на их основе новые праздники и советскую обрядность.

Любимыми в России были главные православные праздники Рождество и Пасха. Поэтому была предпринята попытка вложить антирелигиозное содержание в традицию святочных и пасхальных гуляний. Тем более, что, по мнению идеологов, молодежь в подобных торжествах интересовали только развлечения. Итогом было появление так называемых «комсомольского Рождества» и «комсомольской Пасхи».

В Архангельске первое «комсомольское Рождество» состоялось 13 января 1923 года. В основе нового праздника был политический карнавал: по улицам с трубами и плакатами «Беспощадная война религии!» двигалось шествие ряженных комсомольцев, изображавших попов, могильщиков старого режима, непманов, патриарха Тихона и др. Впереди процессии несли красную звезду – символ антиколядования. Участники мероприятия проводили небольшие митинги около всех крупных городских культовых зданий: кафедрального собора, синагоги, у молельного дома евангелистов, собирая вокруг себя множество зрителей и демонстрируя свой протест дружным чиханием в сторону культовых зданий [ГААО 1: 1-1об.]. Кроме этого в течение нескольких дней вечерами в Архангельске устраивалось колядование по-комсомольски, «славенье Комсомольского Рождества с красной звездой». Ряженные заходили в разные учреждения, причем в театре, кафе, ресторанах намеренно приветствовали присутствующих, а «хозяевам ресторанов и посетителям комсомольцы после славенья чихали» [ГААО 1: 1-1об.].

Второй «атакой на богов» стала «комсомольская Пасха». В апрельские дни 1923 года в городе прошли вечера Коперника, выступления живой газеты, концерты, всевозможные инсценировки, а также пикеты около городских церквей [ГААО 286: 238]. Подобные мероприятия проходили и в уездных городах. В Пинеге, например, в ночь с 26 на 27 апреля 1924 года «комсомольская Пасха» включала в себя доклад «Происхождение Пасхи», инсценировки, декламации и анекдоты на антирелигиозные темы, показательно, что комсомольцы собрались в спортзале школы, занимавшей здание церкви [ГААО 1: 52]. Естественно, что подобные агрессивные действия не находили понимания среди многих городских жителей. Даже театральные постановки антирелигиозного содержания вызывали у людей раздражение. В д. Цигломень на лесозаводе № 1 по ходу спектакля «Бог отец, бог сын и К°» зрительный зал разделился: заводские рабочие хорошо воспринимали действие, а крестьяне остались недовольны характером пьесы и угрожали актерам [Волна 1923: 3–4].

Авторы докладной записки в Агитпропотдел ЦК РКП признавали, что первый опыт карнавалов и демонстраций 1923 года лишь обострил взаимоотношения комсомольцев с населением, особенно в деревне [Михайлов 1998: 136].

Для прекращения святочных ряжений в 1923 г. Архангельский городской исполнительный комитет (АрхГИК) издал постановление «О воспрещении хождения по городу в масках». В целях охраны общественного порядка в дни святок было запрещено ходить по улицам города в масках, париках, гриме и т. п. Желающие принять участие в маскарадах обязаны были следовать к месту увеселения в обычной верхней одежде, только после её сдачи на хранение допускалось надевание масок. Нарушители данного постановления могли подвергнуться штрафу до 300 руб. или принудительным работам на срок до 3-х месяцев [ГААО 352: 270].

В сельской местности ряжение пытались превратить едва ли не в образец антикультурного поведения «По домам теперь отложено ряжеными ходить <…> Сейчас считается это серость, некультурно». «В Усть-Цильме стали машкарованных разгонять, считали за хулиганство» [Ивлева 1994: 9].

Если в городах борьба против «старых праздников» велась с начала 1920-х годов, то до деревень она докатилась гораздо позже. С 1924 г. стали издаваться журналы ГПП «Изба-читальня», а вскоре и «Деревенский театр», определившие своей задачей «поднятие культурного уровня деревни посредством наглядных живых образов», т. е. советами, сценариями, текстами, инсценировками; журналы «Город и деревня», «Красная деревня», «Журнал крестьянской молодежи» также стремились перевоспитать крестьян на новый лад [Коротаев 1998: 101]. Помимо праздничных сценариев журналы предлагали инсценировки «комсомольских свадеб», «красных крестин» – «звездин», «октябрин». Претворяли в жизнь эти сценарии местные политпросветчики. В Архангельской вол. Онежского у. крестины стали заменяться «звездинами» [ГААО 5932/6: 2].

«Хулиганские гулянки» деревенской молодежи пытались заменить «красными гулянками», стремясь вложить в них политическое содержание [ГААО. 4687: 8]. Активными «проводниками» всего нового старались сделать, конечно же, молодежь. По воспоминаниям Ивана Петровича Попова, бывшего в 1919 году секретарем Устьпа-денгского сельсовета, а в 1924–1927 гг. председателем волостного исполкома: «…молодежи было много, веселая, голодная до всего нового, с ней мы и начали работать. Мы заменили хулиганские частушки хоровыми песнями Демьяна Бедного, «Комаринской», «Как родная меня мать провожала», на злобу дня «Ай да ребята, ай да комсомольцы» и др.» [ГААО.43: 9-10].

Вместе с тем многие святочные посиделки Ленского района, входившего в 1927 году в Северо-Двинскую губернию, сохраняли свои традиционные черты. Они проходили с пением и играми и лишь начинались с лекции или беседы на политические темы.

Мало-помалу верующих убавлялось. Старания комсомольцев, журналы, пьесы делали свое дело. А потом «пасху под гору бросали», так в с. Азаполье называли запрет священнослужителю на проведение служб в храме, ходить по деревне в праздники, поздравлять селян и «дань собирать» [Север 1978: 3].

Активисты в целях пропаганды и агитации старались использовать и народные праздничные гулянья. До конца 1920-х годов на деревенских игрищах сохранялся следующий обычай: девушки, здороваясь поклонами с парнями, приглашали на гулянья сначала юношей побогаче. Комсомольцы этот обычай отвергли. «И пошли в селе новые обычаи». Перед праздниками собиралась молодежь на спевки, а в праздники – на демонстрации, где пели: «Интернационал», «Варшавянку», «Смело товарищи в ногу» [Север 1978: 4].

В с. Азаполье Мезенского у., комсомольская ячейка появилась в начале 1920-х годов. Сельские комсомольцы, по словам первого азапольского комсомольца И. Н. Борисова, главной своей задачей в то время считали антирелигиозную пропаганду и постоянно собирались в избе-читальне, для совместных «читок» и обсуждений журнала «Безбожник». «…Потом расклеивали листовки на церкви на видном месте, ой и подняли верующие шум. Комсомольцы взбучку от родителей получили» [Север 1978: 3]. Затем организовали в селе театральный кружок и сообща купили граммофон. Азапольцам нравилось показывать свои театральные постановки землякам. Пьесы в основном были антирелигиозного и сатирического характера.

В с. Дорогорском Мезенского у. после революции дом купца Ружникова перешел в собственность народа. «Народный дом» – так называли первый очаг культуры на селе. Вокруг него сразу начала организовываться молодежь. Девушки-активистки, самые красивые и умные, на которых больше всего заглядывались женихи, вступали на путь борьбы за новую советскую жизнь. Появился первый драмкружок [АДДК: 8].

Постепенно руководство страны разочаровывалось в вяло текущей и казенно проводимой переделке народных праздников и стало переходить к более жесткой политике, отдавая предпочтение запретительным мерам. С середины 1920-х гг. власти стали убеждать народ отказываться от традиционных празднеств. Крестьяне, уступая натиску властей, вынуждены были принимать решения об упразднении, главным образом, своих местных праздников. В 1926 г. подобное решение приняли жители Шенкурского уезда: в д. Зенкинской отказались от празднования Рождества и Петрова