календарь подвергается особенно сильным смешениям. Так, Октябрьская революция 1917 года изменила сложившиеся комплексы праздничной культуры и открыла возможности для создания новых.

Территория Архангельского Севера выбрана неслучайно, это одна из немногих историко-культурных зон Европейского (Русского) Севера, стабильный интерес к которой со стороны исследователей наблюдается в течение последних столетий. Это всегда был моноэтничный регион – 94 % русских. Здесь не было крепостного права, этой территории не коснулись глобальные разрушения, связанные с Первой мировой войной. Среди прочих факторов это способствовало сохранению историко-культурного наследия края, а в социокультурном плане определило относительно высокую степень стабильности общественной ситуации. Все это сформировало определенный тип мировоззрения северных русских.

Официальный календарь Российской империи в конце XIX в. включал 94 праздничных дня, а в некоторых областях Русского Севера от 120 до 150 [Андреевский 1911: 4; Бернштам 1988: 213]. К церковным праздникам, «царским» дням (празднование дней рождений и тезоименитств императора и императрицы, дней восшествия на престол и т. д.) следует прибавить местные праздники: обетные, престольные, съезжие, дни памяти чтимых местных святых и др.

Архангельск занимал особое место среди городов северного региона по своей величине и значимости в его экономической жизни, к началу ХХ века он был одним из самых крупных городов Русского Севера. В 1914 году в городе проживало 45 614 человек [Справочник 1997: 28]. В течение нескольких столетий на Архангельск была ориентирована миграционная активность населения из северо-западных, западных и других губерний: Олонецкой, Виленской, Витебской, Новгородской и Вологодской. Севернорусские крестьяне воспринимали его как единственный и уникальный город. Пинежанин, мезенец говорил – «схожу в Город», не называя его, и каждому посвященному было ясно, что речь идет об Архангельске [Теребихин 1993: 46].

Особенностью Архангельска было наличие порта и сочетание в городской пространственной структуре двух частей: собственно городской территории и акватории – освоенного водного пространства, где в гавани находились корабли. Портовому назначению подчинялась и архитектурно-планировочная структура Архангельска. Специфика портового города накладывала свой отпечаток и на городской быт. Среди профессий горожан выделялась большая группа занятий, связанных с обслуживанием порта. Развитие со второй половины ХIХ века экспорта леса на Севере привело к появлению лесопромышленности в городе и формированию самой большой и активной части архангельского пролетариата – рабочих лесозаводов.

К концу ХIХ века в Архангельске, как и в других крупных городах Российской империи, сложился особый ритуал празднования торжественных дат и гражданских праздников, который традиционно включали в себя обязательную церковную и светскую части церемониала, порой занимавшую два – три дня: богослужение и литургию с шествием или крестным ходом, торжественные заседания и балы в Благородном собрании, грандиозные маскарады, «обеды для крестьян из нескольких блюд с подчеванием водкой» [АГВ 19: 209; АГВ 21: 340], народные гуляния, фейерверки и т. п.

Архангельские праздники имели в своей основе общий для всей России церемониал. Они были не просто «двухслойными – разными для представителей образованных слоев городского населения и простонародья» [Полищук 1997: 579], можно говорить о существовании в начале ХХ века двух комплексов праздничной культуры: привилегированных слоев общества и народной.

Народный праздничный календарь русских Архангельского Севера, общерусский в своей основе, складывался из нескольких циклов, достаточно подвижных в различных регионах. В основе календарных комплексов лежала природно-аграрная последовательность годовых периодов, на которую накладывался христианский (юлианский) календарь, включающий целый комплекс больших праздников, также привязанных к сезонам: зимний – циклы святочно-рождественский и масленичный, весенний – недели Великого поста, Пасха; летний – троицко-купальский период, Иванов, Петров, Ильин дни, Успение; осенний – Рождество Богородицы, Покров. В Архангельском крае весенний и осенний циклы были значительно усечены по сравнению с праздничными комплексами Центральной России [Дранникова 2001: 24–26]. Праздничный календарь был также связан с церковными святцами. За века существования православия святые переосмыслялись крестьянами сообразно их «положению» в календаре, а их имена соподчинялись с трудом и бытом крестьянина. Список особо чтимых святых был достаточно компактным и устойчивым на всем пространстве Русского Севера. Первенство занимали Николай Чудотворец, Николай Угодник и Параскева Пятница, число их именных часовен и храмов в 2–3 раза превышали количество остальных, а культ святого Николая пронизывал и все стороны севернорусской морской культуры. Затем по значимости следовали вмч. Георгий, Флор и Лавр, Илья Пророк, Иоанн Креститель. Также среди праздников особо выделяли Егорьев и Петров дни [Теребихин 1993: 83].

Огромное значение для северянина имело и почитание святых мест. В процессе векового духовного освоения края появилась многоуровневая иерархическая система, в которой культурные и природные сакральные места, и объекты выполняли различные религиозно-обрядовые функции и имели разные ареалы почитания. По своим силе и значимости поднимаясь от природных объектов рощ, деревьев, камней, озер, источников, ручьев к культурным – крестам часовням, церквям и монастырям. В околке (пространство вокруг деревне, разные ее концы) святое место обычно представлялось обетным (оветным) крестом, в деревне часовней или крестом, в кусте деревень – приходской церковью, завершалась, как правило, в бассейне реки – монастырем. Это во многом и объясняет большое распространение на Русском Севере явления обетных крестов, обетных праздников, практически вытеснившее собой ранее существовавшие ритуальные формы контакта со святым местом. Если крестные ходы и молебны предполагали регулярность и календарную упорядоченность посещения святынь, а именно приуроченность к церковным праздникам, то обет возникал в чрезвычайных обстоятельствах, когда была необходимость в преодолении кризисной ситуации – неурожаи, эпидемии среди людей, эпизоотии, падеж скота. И все это соответствовало скрытому характеру народной религиозности севернорусского крестьянина.

В таком виде традиционный праздничный календарь столкнулся с Октябрьской революцией 1917 года, изменившей впоследствии сложившийся комплекс. В процессе «приобщения» к новому образу жизни устанавливались новые революционные праздники, обновлялись или вытеснялись из быта праздники народного календаря, формировались новые обрядовые действия, освящающие «переходное состояние» в жизни человека (рождение, свадьба, похороны и т. д.). Внедрение советской общественностью праздников революционного «красного» календаря, попытки замены традиционных народных праздников, составлявших «скелет», основу традиционной праздничной культуры, свидетельствовали о стремлении радикально перестроить духовный мир человека.

Преобразование и переустройство общественного быта началось с первых дней Советской власти, хотя для первого послеоктябрьского десятилетия было характерно сосуществование старых (церковных и календарных) и новых революционных праздников, так называемых дней «красного календаря», который начал складываться в 1918 году. Значимыми вехами в этом процессе стали декреты СНК о новом календаре и отделении церкви от государства. В соответствии с ними были установлены новые государственные праздники Советской Российской республики, «посвященные воспоминаниям об исторических и общественных событиях»: 22 января – день 9-го января 1905 г., 12 марта – день низвержения самодержавия, 18 марта – день Парижской коммуны, 1 Мая – день Интернационала и 7 ноября – день пролетарской революции, а также 1