– Ты хоть понимаешь, как это мило?

Не дав ответить, Морган придвигается ближе, кончиком носа задевая мой. На губах у нее улыбка, в глазах озорной блеск – это последнее, что я вижу, прежде чем она меня целует.

Первый поцелуй робкий и осторожный: мы словно вспоминаем, как говорить на забытом языке. Губы у Морган – мягкие и теплые, от нежных прикосновений по спине бегут мурашки. Но вот ее пальцы путаются в волосах у меня на затылке, и все меняется. Просыпается лютый голод. Появляется он в самом низу живота и поднимается к груди по мере того, когда поцелуи Морган углубляются, а язычок проскальзывает в мой рот.

Ее губ и рук не хватает, нужны другие точки притяжения, и я тянусь к Морган. Когда она приподнимает меня на колени, мои пальцы скользят по мягкому хлопку ее безрукавки. Мои руки обвивают ей талию и обжигаются, коснувшись обнаженной кожи. Морган трепещет от ласки, а я оторваться от нее не могу. Не могу насытиться ее поцелуями и ее теплом. Тем, как рядом с ней поет мое тело. Тем, что она, первая на всем белом свете, видит мою самость.

Сильный ветер треплет нам одежду и волосы. Ветер нещадно хлещет нас, только мне это не интересно. Не интересны ни Вероника, ни Совет, ни даже Охотник. Сейчас мне интересна лишь девушка в моих объятиях. Интересно то, как она притягивает меня все ближе, будто чувствует ту же отчаянную потребность, что кипит у меня в крови.

Руки Морган гладят мои плечи, скользят вниз к подолу футболки, ладони прижимаются к спине. Мне становится жарко, так жарко, словно… Я обрываю поцелуй, отстраняюсь и гашу, гашу, гашу все бурлящие внутри чувства. Теперь, когда нас разделяет расстояние, можно разобраться с магической силой, которая лавой течет по венам, – я обуздываю ее, запираю в самый темный закоулок. Ветер стихает, а с ним и жар за моей спиной. Я решаюсь оглянуться: свеча превратилась в огарочек.

– Все в порядке? – Раскрасневшаяся Морган проводит большим пальцем по нижней губе.

– Более чем. – Я улыбаюсь, хотя дышу с огромным трудом, тянусь к ее руке, и мы переплетаем пальцы. Сердце сильно колотится, и его стук наверняка слышен и Морган. – Получилось так… – Я подыскиваю нужное слово, но все мысли у меня о том, как бы обуздать магическую энергию. «Поверить не могу, что она настолько из-под контроля вырвалась».

– Ага. – Морган вздыхает, тихонько посмеиваясь. Уголки рта изгибаются: она отчаянно сдерживает улыбку. – Все получилось. – Она откашливается и садится на одеяле. – А сейчас десерт?

Я сажусь рядом с Морган и целомудренно целую ее в щеку, безмолвно благодаря за смену темы.

– Это часть вторая нашего свидания.

– Вторая? Сколько же еще частей?

На губах у меня появляется озорная улыбка.

– Поживем – увидим.

Мы доедаем ланч и лежим на одеяле и, глядя на плывущие облака, потчуем друг друга байками и секретами. Мы обе – единственные дети в семье, обеим не на кого спихнуть вину, если дома случайно что-то сломаешь. Морган признается, что десятилетней совершила роковую ошибку, сунув металлическое блюдо в микроволновку, а я копирую выражение лица папы, когда он попробовал мое первое печенье. Я перепутала столовые и чайные ложки, а избыток соли, как выяснилось, губит любой рецепт.

Потом мы возвращаемся к машине и едем обратно в город.

– Раскроешь мне свой блестящий план? – спрашивает Морган, накрывая ладонью мою руку, лежащую на рычаге переключения передач.

Я сбавляю скорость, когда на светофоре загорается желтый, и останавливаюсь, когда загорается красный.

– Если ты не против, мы поедем ко мне домой и займем кухню. У меня есть новый рецепт блонди, который хочется опробовать.

– Блонди?

– Они как брауни, но с акцентом на ваниль.

На светофоре загорается зеленый, и я понемногу двигаюсь вперед, чтобы свернуть налево, как только подойдет моя очередь.

– Звучит здорово.

– Этот вариант я еще не пекла, поэтому ничего не обещаю, но должно получиться.

Теперь я еду по жилой улице. Вдали раздается вой сирены, с каждой секундой он все ближе. Увидев в зеркале заднего обзора мигалки, я торможу.

Громко сигналя, мимо пролетают пожарные машины. Сердце уходит в пятки, и ни малейших сомнений не остается. Значит, Охотник на ведьм снова нанес удар. На газ я жму, пожалуй, резче, чем следует, шины аж скрипят по асфальту.

– Что ты делаешь? – спрашивает Морган высоким, испуганным голосом.

Я не отвечаю, полностью сосредоточившись на машинах впереди. Они скрываются за углом, но вой сирен все равно слышен. Я сворачиваю следом за ними, чувствуя, как сосет под ложечкой: маршрут знаком мне до боли. А затем мне открывается жуткое зрелище.

К небу поднимаются клубы серого дыма.

Пламя пожирает чей-то дом.

Минуту спустя, почувствовав на языке пепел, я наконец прерываю тишину.

– Там мой дом, – шепчу я.

Ладонь Морган соскальзывает с моей руки: я судорожно стискиваю руль. «Пожалуйста, пусть это будет не мой дом!» Только разве другие варианты возможны? Охотнику известно, кто я, и с огнем он уже боролся.

На следующем светофоре мы останавливаемся, а пожарные машины несутся дальше. Я подаюсь вперед: хочу посмотреть, высоко ли поднимается дым и успеют ли пожарные что-нибудь спасти.

– Зеленый.

Голос Морган вырывает меня из плена мыслей. Я проношусь через перекресток, пытаясь – без особого успеха – держать панику в узде. Она судорогой сводит мне горло, не давая дышать.

Папа.

Он не допустил бы такого крупного пожара. Наверное, отец вышел погулять, иначе наш дом не пострадал бы. Я сворачиваю на следующую улицу. Еще два дома – и наш. Достаю из кармана сотовый.

– Позвони моему папе. – Я ввожу четырехзначный пароль и передаю телефон Морган.

– Что ему сказать? – Морган тычет пальцем в экран. – В контактах «папы» нет. Как его?..

– Уолш. Тимоти Уолш.

Небо алеет от бушующего пламени, всполохи которого мелькают над крышами и деревьями, отделяющими нас от дома. На последнем повороте я слишком спешу, шины снова скрипят по асфальту.

– Ханна, осторожнее! – Морган тянется к рулю, своим прикосновением возвращая меня к реальности.

Я ударяю по тормозам, едва не врезаюсь в машину, припарковавшуюся впереди, включаю режим парковки, выбираюсь из салона и замираю у обочины. Здесь дым гуще: черный, как ночь, он забивает легкие, облепляет пеплом.

– Это… твой дом? – спрашивает Морган, вылезая из автомобиля вслед за мной.

У меня пропал дар речи. Я молча киваю, глядя, как пожарные спешат к гидранту. Ревущее пламя пожирает все – воспоминания, фотографии, рисунки. Все, кроме вещей, которые сейчас на мне.