– Разбираться с этой ситуацией шаг за шагом.

Невеселый смешок застревает в горле.

– Если бы я понимала, что это за шаги, может, и попробовала бы.

– Первым шагом было связаться с мамой. Ты его уже сделала. Кому-то еще из родственников позвонить нужно?

Я качаю головой.

– Ни у мамы, ни у отца нет братьев и сестер.

Следует позвонить бабушке, но я не смогу, потому что разревусь и выложу наши секреты приемному покою. А если выйду на улицу, то рискую пропустить новости о папе.

В душе кипит горький гнев. Совет должен защищать нас. Весь смысл его существования в том, чтобы оберегать нас.

Он не справился.

Я не намерена ждать Арчера. И не хочу ждать, когда Совет утвердит оптимальный план действий. С меня хватит.

Я разыщу Охотника и заставлю заплатить за содеянное.

– Ханна, что с тобой?

– А тебе не ясно?! – огрызаюсь я, изливая на Морган свою обиду.

Она смотрит на меня так, словно пытается разглядеть ответ на какой-то вопрос, и не знает, как относиться к увиденному.

– Ханна! – Вслед за возгласом Джеммы раздается скрип костылей.

Джемма заходит в приемный покой и обводит помещение взглядом.

– Ханна!

Я встаю и направляюсь к подруге.

– Я здесь!

Джемма пробирается сквозь толпу посетителей, бросает костыли и порывисто меня обнимает. По щекам у меня текут слезы. Я жадно вглядываюсь в родное лицо. Наконец рядом человек, который меня поймет. Джемме наверняка ясно, насколько все плохо.

– Как он себя чувствует? – спрашивает Джемма, вытирая мне слезы большими пальцами.

– Не знаю. Доктора ничего не говорят. Мама застряла в пробке, мой дом сгорел, не осталось ни одежды, ничего вообще.

Я выдаю ей всю историю: как мы Морган ехали за пожарными машинами, как спасатель вынес папу из пламени.

– Ханна, не бойся, все образуется. – Джемма крепко обнимает меня и шепчет на ухо: – Думаешь, это Сама-Знаешь-Кто?

Она имеет в виду Охотника.

Я киваю.

К нам подходит Морган. Судя по вскинутым бровям, она хочет что-то спросить, но наши перешептывания ее не интересуют.

– Тебе есть, где переночевать сегодня?

Джемма держит меня за руки, чтобы не потерять равновесие.

– Она у меня переночует.

– Мисс Уолш! – окликает меня женщина, стоящая у входа в реанимационное отделение. – Мисс Уолш!

Я перепоручаю подругу Морган и спешу к доктору.

– Как дела у моего папы? Он в сознании?

Доктор, которую, судя по больничному беджу, зовут Кристина Перес, смотрит мне через плечо на приемный покой.

– Ваша мать здесь?

– Она вот-вот приедет. – Сжимаю сотовый, отчаянно желая, чтобы он зазвонил. Телефон молчит. – Как папа?

К нам подходят Морган и Джемма. Доктор Перес вопросительно изгибает брови.

– Эти девушки – мои подруги. Пожалуйста, скажите, как папа!

Врач кивает. Лицо у нее совершенно невозмутимое, отчего становится еще страшнее.

– Пойдемте со мной.

Мы вчетвером шагаем по кипящим жизнью больничным коридорам, и доктор Перес готовит нас к тому, что мы скоро увидим.

– Мистер Уолш в критическом состоянии. Пожалуйста, имейте в виду, что он подключен к аппарату искусственного дыхания. Мы пока не можем сказать, насколько сильно повреждены его легкие.

Еще не дойдя до палаты, я представляю себе ужасное зрелище: папа без сознания лежит на койке, опутанный проводами и трубками.

– Почему вы не разбудите его и не выясните?..

– У вашего отца отек головного мозга. Мы вводим ему наркоз, но что случится, если сократить дозу, не знаем. Прежде чем что-то предпринимать, мы даем мозгу пациента время восстановиться.

– Отек?.. Как это случилось? – Колени дрожат, я спотыкаюсь, а Морган мгновенно оказывается рядом, хватает меня за локоть, помогая сохранить равновесие.

Доктор Перес смотрит на свой планшет-блокнот.

– Похоже, он упал и ударился головой.

Вспоминается Охотник на ведьм в доме Вероники. Может, папу кто-то вырубил, поэтому отец и не одолел огонь? А потом пожар быстро распространился по дому.

Доктор Перес продолжает что-то объяснять, называть предположительные сроки, только я ее не слышу. Я понимаю, что не ошиблась. Это дело рук Охотника на ведьм. Он догадался, что со Стихийником огнем не справиться, по крайней мере, со Стихийником в сознании.

– Ваш отец будет без сознания еще несколько дней. Или даже недель. Мы продолжим следить за состоянием отека, но может потребоваться операция, чтобы уменьшить давление. – Врач показывает на закрытую дверь. – Можете зайти к нему, если хотите.

Я стою и таращусь на дверь, словно понятия не имею, как ее открыть. Сегодня утром папа испек для нас с Джеммой блинчики с шоколадной крошкой. Как сопоставить этого человека с тем, который находится в палате?

– Спасибо, доктор. Не волнуйтесь. – Джемма тянется к двери и открывает ее. – Ханна, мы с тобой.

В горле встает ком. Я не могу туда зайти. Даже из коридора палата кажется слишком яркой. Люминесцентные лампы отражаются в тонких медицинских трубках, которые тянутся от папиной руки к пакетам для внутривенного вливания.

Морган сжимает мои пальцы, своим прикосновением снова возвращая к реальности. Сдержав слезы, я нерешительно переступаю порог.

Воздух неподвижно-спертый. Он насквозь пропитан смертью. Звучит рингтон. Пульс ускоряется, и я смотрю на экран. Звонят не мне.

– Черт! Извините. – Джемма достает сотовый и прижимает его к уху. – Мама, я с Ханной в больнице. Потом перезвоню. – Она отсоединяется и прячет телефон в карман.

– Перезвони сейчас. Убедись, что мне можно у вас переночевать. – Я делаю еще один шаг вперед, но у самой койки замираю. «Папа такой бледный!» Я обнимаю себя за плечи, пытаясь – тщетно! – не расклеиться.

– Думаешь, стоит перезвонить?

– Все в порядке, Джемма, я побуду с Ханной. – Морган открывает дверь, затем захлопывает ее за Джеммой.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я, оборачиваюсь и вижу, что Морган прислонилась к двери, блокируя выход.

– Прости! Получилось слишком резко. – Морган поднимает руки вверх. – Но мне нужно кое о чем тебя спросить. Наедине. После того как ты это сказала, других шансов у меня не было.

– А что я сказала? – По венам растекается паника, просыпается магическая сила. Я впитываю энергию воздуха, готовая использовать стихию, если понадобится.

– Ханна, я не причиню тебе вреда. Я просто хочу поговорить.