Я подтолкнула ее, чтобы мыслила на ходу, а то мы никогда так до дома не доберемся.

— Вообще-то ты знаешь, есть у меня пара троюродных братиков, которых я не видела со времен голопопого детства, — поразмыслив, сообщила подружка. — С тех пор кто-то из них запросто мог пойти по кривой дорожке, но повышенной сентиментальностью ребята никогда не страдали. Не вижу, с чего бы им тырить у меня бабулину подушечку.

— Теперь мы можем только гадать, — рассудила я. — Может, твоя бабуля вышила на наволочке карту пиратского клада!

— Вообще-то мой дедушка и вправду был моряком! — ахнула Ирка и окончательно застопорилась.

— Вообще-то я пошутила. — Я потянула ее за руку. — Мы обе помним, что на наволочке были изображены котятки. Кому она такая нужна? Скорее всего ты сама ее куда-то засунула. Поищи дома в пакете с грязным бельем или в стиральной машине.

— Может, ты и права…

Подружка со мной согласилось, но я видела, что с мыслью о том, что пропавшая подушечка имела некую общечеловеческую ценность, она прощается неохотно.

Помню, я тоже была горда и счастлива, когда облезлая деревянная доска, которой моя белорусская бабушка прикрывала кадушку с квашеной капустой, оказалась пейзажем с типично шишкинскими медведями. К сожалению, быстро выяснилось, что картину еще в бытность студентом худграфа нарисовал мой папа, так что осчастливить человечество возвращением утраченного шедевра не получилось.

— Давай возьмем у Артура Хачатуровича бутылочку «Изабеллы»? — предложила Ирка.

Я кивнула: правильно, горечь разочарования отлично смывается красным полусладким.

Проходя мимо шашлычника, мы озвучили свой заказ.

— Парень сделает, спускай пакет, — невозмутимо кивнул Хачатурович.

Я убедилась, что экспресс-доставка в окошко действительно стала штатной опцией в наборе услуг нашего шашлычника.

Мы с Иркой пошли ко мне. Сначала по очереди приняли душ, потом подняли на резинке посылку от Хачатуровича пластиковой бутылкой домашней «Изабеллы» и шашлыком, наскоро и без затей сервировали стол и сели ужинать.

Закон вселенской подлости сработал как часы: едва я вонзила зубы в сочное жареное мясо, запел мой мобильник.

Я прожевала мясо, вытерла руки — мобильник все вопил. Достала аппарат из сумки, посмотрела на дисплей и сообщила подружке:

— Это Серега.

— Лазарчук? — Ирка то ли потерла руки, то ли размазала по коже полезный жир. — Включи на громкую.

Я так и сделала.

И чуть не оглохла от гневного:

— Ленка! Я не понял!

— Знал бы ты, Серега, как много в моей жизни было таких непонятливых, — хладнокровно заметила я, надеясь, что мой нарочито спокойный тон хотя бы отчасти передастся взвинченному собеседнику. — Особенно когда я работала учителем русского языка в коррекционном классе — пятом «Г»… А ты чего конкретно не понимаешь?

Ирка, бессловесно одобряя мою манеру беседы, подняла вверх большой палец.

— Я не понимаю, мне это только кажется или вы с подружкой действительно выбились в теневые хозяйки микрорайона, а на Цветочной у вас блатная хаза? — не задержался с ответом полковник.

Ирка поспешно повернула руку большим пальцем вниз. Я не поняла, был ли то классический древнеримский знак гладиатору «Добей противника!» или же подружка так давала знать, что наше дело плохо.

— Какая блатная хаза?! Да у нас тут как в самых благородных домах Парижа! — возмутилась я.

И слегка отвернулась от стола, чтобы не видеть пластиковую «литрушку» с домашним вином и дымящиеся куски мяса.

Натюрморт слегка компрометировал наш благородный дом.

— Да? — не поверил мне вредина Лазарчук. — Тогда объясни, почему вы как-то связаны со всеми криминальными происшествиями в округе!

— Ну, уж так прям и со всеми, — пробормотала я несогласно. — А с чем на этот раз?

Лазарчук в трубке сердито посопел. Не иначе, считал до десяти, надеясь успокоиться.

Э нет, дружище ты наш полицейский! С нами и до ста десяти недостаточно будет!

— В ста метрах от вашей Цветочной патруль задержал избитого гражданина, — сказал Серега. — Некоего Семена Маркушина, местного прохиндея по кличке Садовник…

— Это не мы! — возмутилась я.

— Мы не имеем к этому никакого отношения! — поддержала мой протест подружка.

Услышав ее, полковник охотно сменил собеседника:

— Тогда скажи мне, Ирина, почему у него в бумажнике твоя визитка?

— Какая визитка? — спросила я.

Ирка пнула меня под столом и спросила иначе:

— Какой бумажник?

— Какое это имеет значение? — не понял Лазарчук.

В отличие от меня он не знал, как нежно любила Иришка украденный у нее недавно бумажник из красной телячьей кожи с тиснением. Не говоря уж о том, как она любила все его штатное содержимое, включая купюры, монетки, кредитки и визитки.

— Не вздумай спросить про кредитки, — тишайшим шепотом предупредила я подружку.

Она закрыла рот.

— Сереж, ты же сам ответил на свой вопрос, — рассудительно молвила я. — Этот гражданин Морковкин…

— Маркушин.

— Да хоть Навуходоносор! Ты сказал, он садовник, а у Максимовых серьезный бизнес по продаже посадочного материала. Это явно профессиональный контакт. Может, он хотел у Ирки проконсультироваться или, наоборот, поделиться с ней ценной информацией.

Подружка беззвучно похлопала в ладоши. Я приняла аплодисменты благосклонным кивком.

Ведь выкрутилась и даже практически правду сказала!

— Ладно, предположим, я поверил.

Ирка помотала головой. Да я и сама поняла: не поверил. Сейчас еще что-то выдаст.

И выдал:

— Лен, а твоя-то визитка в его кармане откуда? Ты же не торгуешь семенами и удобрениями? Где Садовник, а где пиар?

— Э-э-это не пиар, а журналистика, — вывернулась хитрая я. — Я помогаю знакомой столичной журналистке с подготовкой материала о безопасности на курорте, а для статьи требуется интервью представителя, так сказать, темной стороны. Мне обещали найти подходящего человека, видимо, это и есть тот Маркошин.

— Маркушин. И кто это тебе такое обещал?

— Начальник службы безопасности вокзала Ричард Лаэртович, знаешь такого? Мы с коллегой как раз сегодня были у него по этому самому вопросу.

Ирка изобразила мимический этюд «Снимаю перед вами шляпу». Я раскланялась перед воображаемым залом.

— Лаэртович? Знаю, нормальный мужик, — полковник заметно успокоился. — Ладно, тогда пока все, отбой.

Я выключила телефон и шумно выдохнула: