С трудом одеваемся. Шагаем к дому, пошатываясь. Там же, молча поднявшись на второй этаж, сразу расходимся по комнатам.

«Поцелуи – это когда про любовь…»

Я принимаю душ. Бреюсь. Выкуриваю две сигареты.

«Может, потому что я, черт возьми, люблю тебя?!»

«Даст Бог, рожу…»

«Люблю…»

«Я здесь не для этого…»

«Поцелуи – это когда про любовь…»

Натужно вздыхая, тянусь к пачке и выбиваю еще одну сигарету. Курю нервно и быстро, прекрасно осознавая, что в таком темпе этот ритуал не позволит мне расслабиться.

К черту все! К ебаной матери, блядь!

Затушив окурок, подхожу к кровати. Откидываю одеяло, смотрю на идеальную гладкость простыни и понимаю, что не усну.

Без нее сегодня не усну.

Быстро натягиваю сброшенный недавно шмот и выхожу из спальни. Решительно пересекаю коридор. Вхожу в спальню без стука. Без приглашения начинаю раздеваться.

Лиза, вынырнув из-под одеяла, оборачивается и замирает. Ничего не говорит. Просто наблюдает за тем, как я нахально стаскиваю толстовку. Машинально ныряю рукой в карман штанов и, прежде чем сдернуть их, вытаскиваю цепочку.

Уверенно двигаясь в направлении кровати, без слов заставляю Лизу подвинуться. Забираюсь под одеяло и, поворачиваясь к ней, по привычке пихаю цепочку под подушку. Застываю, когда нащупываю пальцами другую цепочку.

Дикарка причину моего ступора понимает. Сходу жарко краснеет.

Сажусь и подрываю подушку, чтобы убедиться, так сказать, воочию.

Так и есть – два крыла. Мое и ее.

Смеряю Лизу еще одним напряженным взглядом. Сказать же ничего не могу, так в груди сдавливает. Поэтому молча возвращаю подушку на место и просто откидываюсь на спину. Часто моргая, пялюсь в потолок. Пытаюсь выровнять скакнувшую до предела легочную вентиляцию.

Не получается. Ни хрена с ней не получается.

Шумно перевожу дыхание, выдавая максимум. Секунда, две, три… Наплевав на все, стремительно поворачиваюсь и притягиваю Лизу к себе. Она что-то пищит, обжигая мне шею своим учащенным дыханием. Копошится, копошится… Будто я ее на горячую сковороду уложил. Пока так же резко не замирает. А потом и вовсе толкается ко мне всем телом. Прижимаясь изо всех своих сил, окончательно выбивает нам обоим дух.

Приплыли… Несмотря на мой рваный парус.

Швартуемся. И расслабляемся, впервые за долгое время добровольно позволяя волнам эмоций качать.

**История Тохи и Маринки в отдельной книге "Запрет на тебя".

Ты для меня тоже…

Самый-самый.

© Лиза Богданова

Когда Чарушин произнес слово «корпоратив», я вообразила себе скучную условно-неформальную вечеринку заработавшихся офисных трудоголиков. Видела подобное мельком в Сонькиных сериалах.

Первые же сомнения в правильности своих представлений испытываю, когда за пять часов до мероприятия, с ворохом вечерних нарядов и батареей саквояжей прибывает группа стилистов.

Не хочу подвести Артема, поэтому сопротивления не оказываю. Позволяю этим феерическим женщинам сотворить образ, который они сами считают подходящим. К счастью, макияж мне делают достаточно сдержанный. С четким акцентом на глаза, но без излишков. Волосы мастера решают оставить распущенными, накрутив крупными локонами. Чтобы все это смотрелось элегантнее, собирают от правого виска в косую визуально-свободную косичку. С перламутровыми каплями каких-то бусинок получается нежно и очень красиво.

Вторые сомнения меня накрывают, когда я вижу наряд.

– Ох… – выдыхаю восторженно. – Это божественно!

Других слов у меня попросту не находится. Ничего прекраснее я никогда в жизни не видела. Полупрозрачный верх с мерцающим орнаментом нежного золотистого кружева и в тон ему широкая атласная юбка, спадающая мягкими вертикальными складками до самого пола.

Какой, к черту, корпоратив? В этом наряде я чувствую себя принцессой из диснеевской сказки, никак иначе.

Что происходит?

– Это точно уместно? – смущенно обращаюсь к одной из женщин. – По-моему, для обычного корпоратива слишком шикарно.

– Ничего не слишком. Все идеально, – подмигивает мастер. – Поверь, мы знаем уровень. Не первый год с Чарушиными работаем.

Ее слова должны были меня успокоить, но вместо этого мое беспокойство растет.

Что все-таки происходит?

Когда команда фей с чувством выполненного долга и пожеланиями приятного вечера удаляется, меня отчетливо трясти начинает. К волнению, связанному с непривычным для меня появлением в обществе, прибавляется нервное предвкушение скорой встречи с самим Чарушиным.

Понравлюсь ли я ему? Вдруг ему тоже покажется, что я выгляжу неуместно? Скажет ли он? Скажет хоть что-нибудь? Собирается ли сегодня со мной разговаривать?

«Ты – моя жизнь...»

Это ведь очень весомое заявление. Грандиозное признание. Ошеломляющее и поворотное.

Или я снова преувеличиваю?

«Дикарка, я тебя люто…»

Разве это не то самое сокровенное, что Чарушин уже не может держать в себе? Неужели я надумываю? Год назад Артем смело заявлял о своей любви. Боже, как свободно и уверенно он тогда говорил! Сколько раз я чуть сознание не теряла!

Сейчас же… Сейчас Чарушин совсем другой. И в этом, несомненно, моя вина.

Но я чувствую, что все еще живо между нами. Чувствую, как он горит. Чувствую, как сильно любит.

Неужели все это мне только кажется?

Вчера Артем особенно угрюмый ходил. После того, как мы по его инициативе провели целую ночь в объятиях друг друга, я, конечно, опешила и расстроилась. Но старалась не давить. Несколько раз поинтересовалась: все ли в порядке с мамой, на работе, беспокоит ли что-то… Он заверил, что все нормально. И сразу после ужина ушел в свою комнату.

А сегодня мы еще не виделись. Когда я проснулась и вышла на кухню, оказалось, что Артем уже уехал.

И вот… Долгожданный момент пришел. Я спускаюсь вниз, чтобы увидеть Чарушина и провести с ним весь вечер. Пусть и в компании других людей, но все-таки… Я так по нему соскучилась!

Наши взгляды встречаются. Сердце с разбега влетает мне в грудь.

«Нет, не ошиблась!», – кричит оно.

Все правильно. Все у нас правильно! Мы на верном пути.

Я не иду, а плыву, будто завороженная. Столько в глазах Чарушина неприкрытого восхищения! Внутри меня взлетают фейерверки. Я захлебываюсь счастьем. И… улыбаюсь.

Остановившись перед Артемом, жду, что он что-то скажет. Привыкла к инициативе с его стороны. Однако быстро понимаю, сегодня не дождусь. Слишком потрясенным он выглядит.