Челнок опустился во внутренний круг сигнальных огней и коснулся опорами поверхности. Рев его двигателей перешел в визг, газы с шипением вырвались из-за решеток радиаторов, выравнивая давление и температуру по всей поверхности тепловых щитов. Один сервитор окатил шаттл сильно охлажденными парами углекислого газа, другой, с кристаллами замерзающего газа на ничего не выражающем лице, протопал внизу и надел адаптер на заправочный шланг шаттла. Тот издал чавкающий звук и выпустил струи белого дыма, отводя газ.

По обеим сторонам от Курланда почетный караул, состоящий из человеческих (и, напротив них, не совсем человеческих) солдат, пытался устоять по стойке «смирно», несмотря на беспрестанные волны то жара от двигателей, то хладагента, накатывающие на них со стороны центра площадки.

Люди были все высокие, с жесткими чертами, в черной форме с красными знаками отличия, из команды символического флагмана Флота — «Королевского барка». У каждого на плече вместо обычных полковых символов был грозный знак «Королевского барка» — абордажная сабля в ножнах и пара церемониальных красных перчаток. Это был элитный отряд телохранителей, который сопровождал лишь самых высокопоставленных адмиралов и наиболее влиятельных гостей. В данном случае под их охраной находился контр-адмирал Первез Лешенто с линкора «Диес Доминус» типа «Тиамат». С высокого готика название переводилось как «Владыка Дневного Света». Невероятное совпадение — или Лансунг уж слишком старался подсластить Курланду пилюлю.

По другую сторону стояли скитарии из Базиликон Астра, эксплораторского флота Марса: лица скрыты под визорами, биоаугментическая бронированная плоть и всевозможные технические приспособления — под темными плотными плащами. Курланд сомневался, что эти полукиборги страдают от жара и холода, исходящих от шаттла, но струи, рвущиеся из реактивных двигателей, едва не сбивали их с ног. Командовал подразделением магос-эксплоратор по имени Бензеин. Он был по самый подбородок закутан в темно-красное одеяние, расшитое знаками Machina opus. Судя по тому, как странно дергалось это одеяние, оно должно было защитить не столько своего владельца, сколько здравый рассудок тех, кого он вел за собой. Гололитические уравнения витали в миллиметре от его черной хромовой лицевой пластины, исходя от миниатюрного проектора, спрятанного где-то среди мерцающих сенсоров.

Тагмата Марса выполнила свои обязательства при нападении Последней Стены на атакующую луну орков, пусть и весьма ограниченными силами, и генерал-фабрикатор не собирался пока что ослаблять контроль над этим планетоидом, полным ксенотехнологий.

Курланд ждал. Два сверхзвуковых перехватчика «Молния» пронеслись над головой, ведомый парил в конденсационном следе ведущего. По другую сторону от площадки по изукрашенным башням Шпиля Зари и свинцовым оконным переплетам проспекта Героев прокатилась рокочущая волна. Золотая вексилия ополчения Дневного Света, реющая над пласталевыми башнями собора Святой Клементины Умиротворительницы, потянулась за пролетающими истребителями. Курланд повернулся, чтобы разглядеть их, но даже его усовершенствованное восприятие оказалось для этого слишком медленным.

Вместо этого он увидел орочью луну, искаженную грязным плексигласом и потрескавшимся УФ-экраном. Ее изрытая кратерами морда взирала на него сквозь сплетения труб, словно всегда знала, когда и где его можно найти. Эта луна была намного меньше, чем луна Терры, но зависала на геостационарной орбите всего в нескольких сотнях километров от Санктума Империалис и потому казалась раз в десять крупнее. Капитальные корабли осадного флота — «Автокефалий извечный», «Диес Доминус», «Ненависть» и другие — казались с Терры облаками, медленно проходящими над враждебным планетоидом. Сам Курланд не ведал страха, но, несмотря на кажущееся спокойствие, прекрасно понимал, какой ужас орочья луна вселяла в народ.

Даже те, кто никогда не видел неба, чувствовали ее власть над своим миром.

По громадному бастиону стены Дневного Света прошла дрожь. Загремели незапертые эксплуатационные люки. Загудели папоротникообразные коммуникационные антенны, чье неловкое колебание из стороны в сторону перешло в гармонические вибрации. Могучие укрепления пришли в движение, — они и были спроектированы, чтобы перемещаться при тектонических сдвигах или под сокрушительным давлением артобстрела, но их внешние фасады обвалились — и куски каменной резьбы размером с танк посыпались на площадки и нижние уровни улья. Кабели порвались — электрические, гидравлические, плазменные — и ионизированные газы и находящиеся под давлением жидкости хлынули в сумерки над Дворцом, словно фотохимический фейерверк.

Тряска ослабла. Снизу послышались крики спасательных и ремонтных команд.

По крайней мере, все было не так плохо, как на Ардамантуа. Бомбардировка армад Последней Стены и Базиликон Астра уничтожили вооружение атакующей луны вместе с девяноста пятью процентами ее поверхности. Нет, сейчас орки не атаковали, просто случился сейсмический шок, когда луна внезапно перешла на ближнюю орбиту.

Он перевел взгляд с поношенных одеяний скитариев, над таинственными узорами которых дрожал воздух, на противоположную сторону платформы, где спиной к крутому склону Дворца стоял Дневной Свет. Боевой брат Образцовых, принявший это имя, бывший седьмой капитан Дентор, хорошо смотрелся в новых геральдических цветах, пусть Курланду было и больно убеждать брата принять их. Он знал, насколько высоко в родном ордене воина ценят внешнюю скромность и гордость души. Его золотые копье и щит были иными, чем у тезки, — оригинальные тоже погибли при разрушении Ардамантуа, а эти выбрали для него в арсенале ордена потому, что внешним сходством могли обмануть кого угодно, кроме сыновей Дорна.

Снова разделить стену с братом было приятно — пусть это и не делало ему чести. И лорд Удо не ошибся — народу нравилось видеть Имперских Кулаков на стенах.

Дневной Свет кивнул, и Курланд ответил ему.

Под визг гидравлики шаттл опустился. Металлический трап глухо ударился о платформу, прогибаясь, словно под воздействием очередного толчка, когда в облаке паров хладагента появился верховный маршал Черных Храмовников.

Лицо Боэмунда представляло собой сплошную руину, опаленную огнем орочьего псайкера в битве, произошедшей задолго до нынешнего мятежа. Половина того, что осталось, была металлической маской, не более эмоциональной, чем хромовая пластина магоса-эксплоратора, но другая внушала ужас в равной мере людям и тем, кто уже не являлся таковыми. Это была плоть, но едва ли ее можно было назвать лицом. Глядя на нее, было видно, как оплавилась плоть, и как она снова застыла, когда он крушил зеленокожих голыми руками, — и какую новую форму приняла.

Курланд невольно почувствовал некоторую робость, а смертные солдаты испытали десятикратно более сильную эмоцию. Мысль о том, что они могут хоть что-то противопоставить даже одному космодесантнику, казалась смехотворной.

Верховный маршал нес в латной перчатке меч Сигизмунда, длинный обнаженный клинок был обращен к земле. Другую руку он протянул ладонью кверху и чуть подождал, пока адъютант-человек, в бронежилете цвета кости и черном стихаре, положит в раскрытую ладонь инфопланшет. Все выглядело так, будто он собирался произнести заранее подготовленную речь.